— У меня лучше, я прихватил с собой хозяйку того волшебного голоса. — Сашка показал глазами на меня.

Доктор внимательно посмотрел на меня, и его брови взметнулись:

— Так это ж Беркутова дочь! Однако… И ещё, крови может не хватить, ты уж извини, но такого большого запаса четвёртой положительной у нас не было. Вернее, мы даже не предполагали, что столько понадобится.

— Не проблема, у вас я есть.

— Точно, у вас же одна группа. Придётся опять прямое переливание делать. Бедный парень, несчастливый он какой-то. В этот раз хоть и выглядит лучше, но рана опасная. Слушай, Александр, а как ты практически за сутки знал, что именно этот парень будет ранен?

По недовольному выражению лица Сашки стало понятно, что вопрос ему совсем не понравился.

— Была вероятность такого расклада.

— Ну да… — хмыкнул мужчина, — это всё объясняет.

— Дмитрий Фёдорович, операционная готова, — выходит второй врач.

Ивана забирают, Сашка уходит с ними, но ненадолго. Он вернулся и, рухнув в кресло, устало потёр переносицу.

— Как там Ваня?

Он вскинул на меня взгляд.

— Пока держится, — достаёт телефон и набирает кому-то. — Пап, помощь нужна. — Тот ему что-то отвечает, Сашка морщится, наверное, опять отчитывает его отец. — Я знаю, что ты в курсе. Нет, со мной и Мирославой всё нормально, а вот Ваня… — Александр замолкает, кидая на меня взгляд. — Да, опять. Нет, на этот раз кости целы. Огнестрельное в сердце. — Срывается. — Да не кричи ты! — И уже тише: — Войтовского по-тихому возьмите, но не убивайте, мне он живой нужен. Да, это он. И пап, нужна ещё кровь четвёртая положительная и кардиохир … — тот явно его перебивает. — Спасибо, папа, — и отключается.

— Так крот — Войтовский?! — я в шоке.

— Мне сейчас пилот сказал, что за двадцать минут до нашего прибытия Войтовский лично интересовался, каким способом мы ещё выбираться отсюда собираемся. Почуял, сволочь, что я начал догадывается, и пошёл ва-банк. Сто процентов он натравил Гартвига на Ивана… Ну вот зачем брат под пули полез? — чуть слышно вопросил, но я услышала.

— А почему ты так поступил, причём дважды? — начала я разговор, мне это было необходимо, чтобы отвлечься. — В начале нас на самолёт отправлял, потом меня закрыл собой.

— У меня не получилось, значит, и разговаривать об этом не вижу смысла.

— А я думаю есть. Ты мог погибнуть.

— Я не боюсь смерти. И чем я лучше Ваньки, а? Более того, у него более веские причины, чтобы жить: ты и твой будущий ребёнок. Он столько страданий перенёс за свою короткую жизнь, что рехнуться можно. Так что если мне решать, кому из нас жить, то я выбираю его, и это не обсуждается. — Сашка закрыл глаза и вновь чуть слышно: — Уму непостижимо, даже при смерти себя винит и прощение просит…

— В смысле?

— У каждого есть то, чего он боится: у Ваньки страх — причинить боль. Вот и сейчас сто пудов думал, что умирает, просил прощение и винил себя, что вам больно сделал.

— А у тебя?

Смотрю на Сашку и хочу понять, чего он боится. Со мной ясно — у меня сейчас страхов уйма. За ребёнка боюсь, за мужа, и чтобы войны не было… Беременные такие мнительные, за всё переживают.