Из беседы Э. Тополя с генералом Александром Котенковым, начальником ГПУ Администрации Президента России. Москва, Старая площадь. 2 октября 1993 года. 40 часов до начала обстрела Белого дома и ареста Хасбулатова и Руцкого:

Котенков: В ту ночь была предпринята попытка выехать поездом, но, судя по всему, произошла утечка информации, и на вокзале, с которого Дима должен был уехать, оказалась группа журналистов, причем тележурналистов. И группа омоновцев. То есть это была явно инсценировка, им нужно заснять захват главного пассажира «Чайки» с поличным. Я при этом не присутствовал, у меня была другая задача по его сопровождению. Я приехал чуть раньше и ждал возле вагона его появления. А не дождавшись, проводил поезд и вернулся к себе в управление, так и не поняв, что произошло. Впрочем, с той стороны вы, наверно, знаете, как развивались события.

Из бесед с Якубовским:

– В четверг принимается решение эвакуировать меня из Кремля. Потому что на субботу было объявлено открытие сессии Верховного Совета и стало известно, что Хасбулатов собирается ставить там вопрос, во-первых, о якобы незаконном снятии Баранникова, а во-вторых, о том, что я, нарушитель границы, скрываюсь в Кремле. Руцкой выступает по телевидению и крутит видеокассету, на которой снято, как я встречаю Рождество в одном из ресторанов Торонто. Но он не говорит, что это ресторан, а говорит, что это мой дом. А в Кремле в ответ ничего сделать не могут, как только эвакуировать меня из Москвы поездом – через Ростов! Вот такой паралич власти. Все московские аэропорты блокированы, Степанков выписал ордер на мой арест за незаконный переход государственной границы, и пусть это бредовый ордер, но по нему меня можно арестовать, а уж потом они разберутся или просто ликвидируют меня «при попытке к бегству». И они Кремль замкнули, окружили. Но мы выскочили из Кремля тремя машинами – я в машине на полу лежал, а они не решились правительственный кортеж останавливать. Мы по Моховой, через улицу Разина, улицу Куйбышева и – к Курскому вокзалу. А им же нужно меня не просто арестовать, им нужно красиво, с помпой, чтобы уличить команду Президента. Примчались на Курский вокзал, а там, на площади, машин полным-полно и ОМОН. Я говорю: «Ребята, смотрите, это же омоновцы, я их по ботинкам узнаю, это же мои ботинки, я их в эти импортные ботинки обувал! Я на эти ботинки деньги собирал и отправлял из Канады помощь московской милиции – машины, одежду, галоши…» Но мы уже подкатили к депутатскому залу, а там «случайно» оказались телекорреспонденты, они подбегают к Караулову и говорят: «Товарищ Караулов, а что вы так поздно тут ночью делаете?» А он: «Маму пришел проводить». А они: «А можно, мы с вами пойдем и тоже ее проводим?» Ну, он их послал, прыгнул в машину – и мы деру с вокзала. Но куда ехать – непонятно. Я говорю Макарову: «Давай в Кремль». А он говорит: «В Кремль нельзя, наши машины уже засекли, и нас теперь туда не впустят, арестуют перед воротами». Короче, ошалеть можно – ночью мчимся по Садовому кольцу как затравленные; сворачиваем в переулки, чтобы сбить погоню, а куда ехать – не знаем. Тут Макаров останавливает нашу машину, выскакивает, сажает на свое место Андрея Караулова из второй «Волги», а сам садится на его место и уезжает. Якобы хочет увести за собой погоню. Короче, сбегает, выдавая себя за Александра Матросова и Ивана Сусанина вместе. А мы остаемся вчетвером: я, мой телохранитель Виталик, Андрей Караулов и полковник Боря Просвирин, замначальника охраны Президента. И на всех нас оружия – один ПСМ у Просвирина. Тогда я говорю: у меня в Москве еще один телохранитель есть, Саша, поехали за ним. Катим на Ленинский проспект, Виталик уходит за Сашей, а Просвирин из машины звонит в Кремль, но там никого нет из руководства, ведь ночь, там одни дежурные. Они спрашивают: где вы находитесь? Но он не говорит им, где мы находимся, чтобы по радиоперехвату нас не засекли. Он говорит: «Мы на Ярославском шоссе». А мы сидим в машине и что делать дальше не знаем. Так я с родиной встретился, специально из Цюриха прилетел правительственным самолетом.