– Хочу рассчитывать только на собственные силы, – повторил Мики.
– Да. Понимаю тебя… Ладно, Мики, но, если ты передумаешь, помни, деньги ожидают тебя.
– Спасибо, отец. Хорошо, что ты меня понимаешь. Или если не понимаешь, то, по крайней мере, не лишаешь меня самостоятельности. Хотелось бы объяснить тебе получше. Пойми, не хочу наживаться… не могу наживаться… О, черт, как трудно, оказывается, выражать свои мысли!
Вдруг в дверь постучали, или, точнее сказать, ударили чем-то тяжелым.
– Это Филип, я его ожидаю, – сказал Лео. – Будь добр, отвори ему дверь, Мики.
Филип лихо вкатил на своей коляске в комнату и радостной улыбкой приветствовал присутствующих.
– Вы заняты, сэр? – обратился он к Лео. – Если да, так и скажите. Я не буду мешать, просто тихонько полюбуюсь вашими книгами.
– Нет, не беспокойтесь, – ответил Лео. – У меня как раз выдалось свободное утро.
– Гвенда еще не пришла? – спросил Филип.
– Она позвонила, пожаловалась на головную боль и сказала, что не сможет сегодня прийти, – пояснил Лео. Голос его прозвучал бесстрастно.
– Понятно, – протянул Филип.
В разговор вмешался Мики:
– Ну ладно, пойду откопаю где-нибудь Тину. Заставлю ее прогуляться. Эта девочка терпеть не может свежего воздуха.
Легкой, пружинистой походкой он вышел из комнаты.
– Или я ошибаюсь, – заметил Филип, – или Мики неожиданно переменился? Куда исчезла его обычная угрюмость?
– Он взрослеет, – объяснил Лео. – Правда, на это у него уходит чересчур много времени.
– Что ж, хорошее настроение посетило его не в самый подходящий момент. Вчерашняя встреча с полицией вовсе не улучшает самочувствия, согласны?
– Безусловно, прискорбно, что дело вновь начинают пересматривать, – спокойно произнес Лео.
– Между нами говоря, вам не кажется, – продолжал Филип, медленно двигаясь в своем кресле вдоль книжных полок и небрежно прихватывая по пути то один, то другой томик, – что Мики похож на человека, терзаемого угрызениями совести?
– Странный вопрос, Филип.
– Вы находите? Во всяком случае, существуют люди, совесть которых никогда не подает своего голоса и которые не испытывают ни малейшего сожаления по поводу своих действий. Джако, например.
– Да, – сказал Лео. – В отношении Джако вы не ошиблись.
– И Мики меня удивляет. – Филип помолчал, а потом сказал доверительным тоном: – Вы не станете возражать, сэр, если я задам вам один вопрос? Что вам известно о происхождении ваших приемных детей?
– Почему вас это интересует, Филип?
– Наверное, простое любопытство. Наследственность загадочна и таинственна.
Лео не отвечал. Филип с интересом наблюдал за ним.
– Возможно, – проговорил он, – я докучаю вам своими вопросами.
– Почему же, – сказал, поднимаясь, Лео, – почему бы вам их и не задавать? Вы член нашей семьи. Шила в мешке не утаишь, а в настоящий момент эти вопросы сами собой напрашиваются. Дети попадали в нашу семью при исключительных обстоятельствах. Единственно лишь Мэри, ваша жена, была удочерена на законных основаниях, с соблюдением всех необходимых формальностей, а остальные появились у нас без всяких формальных проволочек. Джако был сиротой, его отдала нам престарелая бабушка. Ее убило при бомбежке, и он остался в нашей семье. Остальные истории столь же бесхитростны. Мики – незаконнорожденный, его мать волочилась за мужчинами. Ей понадобилось сто фунтов, и она их получила за сына. Нам неизвестно, что сталось с Тининой матерью. Она никогда не писала дочери, а после войны не потребовала обратно. Судьба ее нам неведома.