— Удобно вам тут? — спросил он и наклонил ухо к самым краям рюмки.

В рюмке что-то пискнуло.

— Хорошо! — сказал Карик. — Я накрою дворец чистым носовым платком, а вместо матраца брошу вам кусочек ватки. Отдыхайте пока.

— Теперь я понимаю, — улыбнулась сквозь слезы мама, — это какая-то новая игра. Но что это за козявка, которую вы посадили в рюмочку?

— Козявка? — обиделся Карик. — Хорошенькое дело!.. Разве можно называть так ученого человека?

— Понимаю! — засмеялась мама. — Она у вас называется ученым.

— Не у нас, а во всей мировой науке… И не она, а он.

— Ну-ка покажите. Дайте взглянуть, что тут у вас?

Мама нагнулась над рюмкой. Она ожидала увидеть какое-нибудь дрессированное насекомое.

— Че… че… человечек! — крикнула она не своим голосом.

— Ну нет, это совсем не человечек, — сказал Карик. — Это профессор, Иван Гермогенович. Он изобрел жидкость, которая превратила его в маленького. Мы тоже были такими, даже еще меньше. Потом мы съели увеличительный порошок и стали большими. А для Ивана Гермогеновича порошка не хватило. Но он есть у него в кабинете. Мы его отнесем сейчас и увеличим.

Мама с удивлением слушала ребят и наконец поняла, что ребята не сошли с ума.

— Ребята, — сказала она, — но ведь квартира Ивана Гермогеновича запечатана милицией. Нам придется подождать до утра. Скажите об этом Ивану Гермогеновичу.

Карик раздельно и тихо повторил все профессору.

— Ничего, Карик, — весело пискнул Иван Гермогенович, — я здесь великолепно устроился… Подождем до утра!

Карик поднял голову и сказал маме:

— Подождем до утра.

В рюмке снова пискнуло. Карик послушал и сказал:

— Садись, мама. Иван Гермогенович просит, чтобы мы рассказали тебе все, все…

Мама послушно села.

Карик кашлянул и неторопливо начал рассказывать о необыкновенных приключениях трех отважных путешественников на земле и под землей, на воде и под водой, между небом и землей, в воздухе, в лесах, в горах, в пещерах и в ущельях. И снова все трое в этом рассказе совершили свои подвиги: они снова храбро сражались, плыли на кораблях, летали по воздуху, спускались в глубокие, темные норы. Слушая Карика, мама качала головой, иногда всхлипывала, иногда смеялась, но чаще всего прислушивалась, широко открыв глаза, не смея ни дышать, ни шевелиться.

— Бедные вы мои! — сказала мама, вытирая слезы. — Сколько вам, бедняжкам, пришлось пережить! Вот бабушка-то поахает, когда вернется и услышит про ваши похождения!

— А знаешь, мама, — сказал Карик, — я думаю, бабушке не надо рассказывать о наших приключениях.

— Ты прав, — сказала мама, немного подумав. — Бабушка женщина слабая. Слушать такие рассказы для нее, пожалуй, вредно. Я скажу ей, что вы были у дяди, у Петра Андреевича… А чем угощать вас сейчас? Что вы будете есть?

— Ой, мама! — сказала Валя. — Теперь мы все, все едим.

Мама засуетилась. В столовой загремела посуда. На кухне загудели газовые рожки.

Пока ребята мылись и одевались, мама накрыла стол, и на столе появилась шкворчащая на сковороде ветчина с яйцами, холодная курица, салат, сыр и горы мягкого душистого хлеба.

Когда все было готово, все сели за стол.