— Микрога-а-а-стер немо-о-о-ру-ум!

Мальчишки переглянулись.

— Триунгу-ули-и-ина-а! — взвизгнула Валя.

— Кар-р-рабус! — заскрипел зубами Карик.

— Ой, сумасшедшие! — испуганно крикнул какой-то мальчишка, и ребята кинулись врассыпную.

В темноте замелькали белые пятна рубашек, справа и слева захлопали калитки. Улица мгновенно опустела.

— Вот видишь, — сказал Карик, тяжело отдуваясь, — все-таки биология нам пригодилась… А теперь бежим скорее, чтобы никого больше не встретить… Должно быть, и в самом деле мы похожи на чучел.

Карик и Валя помчались так, что в ушах у них засвистел ветер. Дома, переулки, углы, сады — все это мелькало мимо, словно в кино.

Но вот и знакомые зеленые ворота.

Ребята с разбегу влетели во двор.

— Ивана Гермогеновича не потерял? — спросила, запыхиваясь, Валя.

Карик осторожно отогнул кончик листика:

— Здесь! Сидит!

Во дворе было пусто. Ребята подняли головы и долго смотрели на освещенные окна во втором этаже.

Сквозь занавески было видно, как кто-то — бабушка или мама — переходит от стола к буфету.

— Ужин собирают! — прошептала Валя.

— Ну, мы-то к ужину не опоздаем! — сказал Карик. — Пошли!

— Ой, Карик, страшно!.. Мама будет ругаться!..

— Вот тоже! Что ж, мама страшнее осы эвмены?

Ребята сорвались с места, толкаясь и перегоняя друг друга, они взбежали по лестнице и остановились у дверей квартиры тридцать девять. Карик торопливо нажал белую кнопку. За дверью затрещал звонок.

После полуминутной тишины, которая показалась ребятам вечностью, послышались торопливые шаги. Загремела дверная цепь. Дверь широко распахнулась. На пороге стояла мама.

— Вы?! — вскрикнула она и заплакала. — Воробушки вы мои! Ну дайте, дайте мне обнять вас!

Она принялась тискать ребят и прижимать их к себе.

— Мама, стой! Подожди! — кричала Валя, вырываясь. — Ты раздавишь Ивана Гермогеновича.

— Валечка, да что с тобой? — сказала мама и заплакала еще сильнее.

— Постой, мама, не плачь! — сказал Карик серьезно. — Дай нам сначала маленькую чистую рюмочку.

— Рюмочку?

— Ну да! — кивнул головою Карик. — Мы посадим в рюмочку Ивана Гермогеновича, а то я боюсь, как бы нам не потерять его.

Мама всплеснула руками:

— Оба! Оба помешались! Да что же это такое?

Натыкаясь на стулья и опрокидывая их, мама подбежала к телефону, сорвала трубку и крикнула плачущим голосом: “Скорую помощь”! Немедленно! Скорей! Что? Чей адрес? Ах, наш адрес?”

— Постой, мама, — сказал Карик, отбирая у мамы телефонную трубку, — ему нужна только рюмочка, а ты вызываешь целую карету “Скорой помощи”… К чему это? Ведь он заблудится в карете и будет бродить в ней целый год… Дай лучше рюмочку.

Мама испуганно попятилась. Она вспомнила, что с сумасшедшими лучше всего соглашаться, не раздражать их. Поэтому, не говоря больше ни слова, она достала из буфета чистую рюмку и, обливаясь слезами, протянула ее Карику.

Затаив дыхание, она ждала, что же будет делать Карик. А он, развернув помятый листик подорожника, положил рюмку набок и сказал:

— Переходите в хрустальный дворец, Иван Гермогенович!

И вдруг мама увидела, как по зеленому листику засеменила ножками какая-то букашка и бойко-бойко побежала внутрь рюмочки. Карик осторожно перевернул рюмку, поставил ее ножкой на стол.