— Он живой? — наконец прошептала она, опускаясь около Карика на колени.
— Живой! — хмуро ответил Иван Гермогенович, подкладывая под голову Карика свернутый лепесток незабудки.
— Ой, я боюсь! — прошептала Валя, посматривая в сторону страшной воронки. — А вдруг он вылезет, этот страшный, и опять набросится!
— Не вылезет, если вы сами к нему не полезете, — буркнул Иван Гермогенович, сердито взглянув на Валю. — Не надо совать нос в каждую пасть, если не хотите потерять головы.
Он склонился над Кариком, приложив ухо к его груди, нащупал пульс и зашевелил беззвучно губами. Карик вздохнул.
— Ты меня слышишь? — громко спросил профессор.
Карик приподнялся, посмотрел на профессора мутными глазами. Губы его еле шевелились.
— Он… ушел? — спросил слабым голосом Карик.
— Ушел, ушел! — сказал профессор. — А вот ты-то как? Можешь встать?
— Кажется, могу! — сказал Карик.
Шатаясь, он встал на ноги и сказал, стиснув зубы:
— Пойдемте!
Некоторое время путешественники шли не разговаривая, но профессор не мог долго сердиться. Когда они сели отдохнуть, Иван Гермогенович поглядел на Карика и сказал усмехаясь:
— Герой какой… А? Смотрите-ка! В берлогу льва полез!
— Я нечаянно, — сказал Карик. — Бежал-бежал — и вдруг эта воронка. Ну, я и скатился вниз…
— А ты бы под ноги смотрел да не считал в небе ворон. Ведь еще немного — и ты попал бы на обед к муравьиному льву.
— Как, вы сказали, его зовут? Муравьиный лев? — спросила Валя.
— Именно так его и зовут, — кивнул головою Иван Гермогенович, — но это был не сам муравьиный лев, а только его личинка. Сам-то он не сидит в яме, сам он летает, но еще чаще ползает по деревьям. Я думаю, вы даже встречали его когда-нибудь…
— Какой он? На кого похож?
— Похож на стрекозу немного. Но увалень и лентяй ужасный! Сядет на дерево, опустит четыре длинных крыла, да так и висит целый день, точно его булавкой прикололи. А эта забияка, которая сидит в яме и швыряется камнями, — его личинка. Она охотится тут. Видели, какую хитрую ловушку поставила для ротозеев?
— Для муравьев?
— Не только для муравьев. Она и другим насекомым не дает спуску. И что самое обидное, — улыбнулся Иван Гермогенович, — тебя хотело съесть животное, у которого даже и рта вовсе нет.
— Ну да… А чем же оно меня стало бы есть? Ногами?
— Да вроде того! — сказал профессор. — Видишь ли, дружок, у муравьиного льва нет ротового отверстия, но зато у него на голове есть два огромных крючка, которыми он присасывается к жертве и вытягивает из нее кровь. Еще две — три минуты — и ты бы познакомился с этими крючками.
Профессор поднялся с земли и сказал:
— Ну ладно, пойдемте!
Валя побежала за профессором, а Карик поплелся сзади, стараясь не отставать от Вали.
Временами резкая боль заставляла его подпрыгивать и останавливаться. Ему казалось, что он наступает на длинные, острые иглы.
И все же он шел. Морщился, гримасничал, кусал губы, но шел, не отставая ни на шаг.
Иван Гермогенович поминутно оглядывался, украдкой наблюдая за Кариком. Когда же Карик спотыкался, профессор останавливался и с тревогой спрашивал:
— Ну что там у тебя?.. Может быть, ты обопрешься на меня?