– Ну, в красоте да уме тоже ничего плохого нет, – робко возразила ему Таня. – Если они даны кому – отчего плохо-то? Лишь бы сердце для любви не застили…

Павел ничего ей не ответил. Только взглянул снова тем, тяжелым своим глазом, насквозь проколол будто. В наступившей тишине слышно было, как шуршит за окном теплый апрельский дождь, как хихикают в комнате дружненько бабка Пелагея с Гришей, завлекаясь новою компьютерной игрушкой – стар да мал, одни забавы… Таня тоже молчала, сидела, опустив голову, слушала густую непролазную эту тишину, все больше обрастающую непонятным напряжением. Потом не выдержала, подняла глаза, спросила робко:

– Чаю еще хочешь? Я подогрею…

– Нет, спасибо. Да нам пора уже, и так засиделись, – поднялся со своего стула Павел. – Пойду благодарить Мудрую Пегги за пироги, и впрямь очень вкусно… Эй, Гришка, закругляйся давай, ехать надо, у нас еще уроки не сделаны! – крикнул он в сторону комнаты, на ходу подмигнув Тане и мотнув головой – пошли, мол, выпроваживай дорогих гостей…

Тане потом надолго этого их визита хватило. Весь май ходила как пьяная, внутри себя песни пела. Да и время весеннее этому способствовало, струилось перед глазами нежной зеленой дымкой да голубело небесным оком – плавай себе в счастье сколько влезет! Ходила, улыбалась всем, как блаженная. Однажды Петров ее в коридоре поймал, схватил за руку, в глаза заглянул:

– Слушай, Танюха… Тут слух прошел, будто бы ты в положении. Правда это иль врут завистники?

– Правда, Дмитрий Алексеевич, ой правда! – весело рассмеялась Таня, блеснув ему в лицо счастьем из глаз. – Только вы не думайте ничего такого, ладно? Не от вас этот ребенок, он от другого…

– Хороший хоть мужик?

– Очень. Очень хороший…

– Да? Ну ладно тогда… Смотри, Танюха, я тебя плохому-то не отдам! Как его хоть зовут-то?

– Павлом…

– Что ж, доброе имя. А ты похорошела – глаз не оторвать! Красавица, чистая красавица…

– Ой, да скажете тоже!

– И скажу. И всегда повторять буду. Красота – она не в кудрях да не в краске, она из сердца у бабы идет. Павлом, говоришь, зовут? Ну, дай бог, дай бог, рад за тебя…

Таня и сама себе удивилась, как легко ей далось это вранье. Совместила, что называется, приятное с полезным. И Петрова от совестливых мук избавила, и удовольствие себе поимела. Огромным удовольствием оказалось Павла Беляева в отцы к своему ребенку пристроить! А что? Право на витание в облаках никто еще, слава богу, отменить не в состоянии. Вот и она полетает там немного – кому жалко? Никому от этого и не плохо, а ей так очень даже хорошо…

Так бы и летала Таня Селиверстова в своем счастье, если б события грядущие в этот полет не вмешались. Видно, опять не понравилось Богу ее блаженное состояние, решил он ей новое испытание ниспослать. Не испытание даже, а искушение настоящее. Хоть и известно всем, что искушает нас вовсе не Господь, не его это вроде дело… Но как еще можно назвать тот ночной звонок в дверь, от которого всколыхнулось и зашлось дробью Танино сердце? Отчего-то знала она, кто там, за дверью, стоит и на кнопку звонка изо всей силушки давит… Еще до двери не дойдя – уже знала. Сердцем чуяла. Можно и в глазок было не заглядывать…