Кумарикин поедал маринованные шампиньоны, стоя на широком балконе поодаль от других гостей. Несмотря на то что он активно жевал и вертел головой, круглые очки сидели на нем, словно приклеенные. «Ну, я задам ему жару», — подумал Глеб, приближаясь к помощнику походкой богатого плантатора.

— Шеф! — вскинулся тот, проглотив от неожиданности большую грибную шляпку. — Я вам нужен?

— Тип, которого ты нанял на работу, — без предисловий начал Глеб, — я имею в виду Бубнова, ухлестывает за моей дочерью.

— А это плохо? — простодушно спросил Кумарикин.

— Послушай, Женя, — ласково сказал Глеб. — Если бы ты любовно растил розу, а какой-нибудь прохожий сорвал ее себе на потеху, ты как, не рассердился бы?

«Правда, я эту розу не растил, — тут же подумал он, — но это не его ума дело».

— Что я должен предпринять? — с готовностью спросил у него помощник.

— Откуда я знаю? Изолируй его как-нибудь. Иначе я его уволю, и пошатнется твоя репутация. Ведь это твой кадр.

— Хорошо, Глеб Николаевич, я попробую.

Кумарикин дождался окончания танца и, подойдя к Бубнову, поманил его за собой.

Они вышли в холл, отделявшийся от зала стеклянной дверью, и стали друг против друга. Бубнов достал сигарету, а помощник шефа носовой платок, чтобы протереть очки.

— Ну, и что вам сказал Стрелецкий? — спросил проницательный Бубнов. — Чтобы я не трогал руками его дочь?

— Что-то вроде того. Вероятно, у него относительно Риты другие планы.

— Но один-то танец? — насмешливо спросил Бубнов.

— Этого вполне достаточно.

— Больше он ничего про меня не говорил?

— Нет. Но поскольку я несу за вас ответственность как работодатель…

— Да ладно, я понял. На дочь Стрелецкого можно смотреть только издали.

Кумарикин приценился к смелым и выразительным глазам Бубнова и с сомнением покачал головой:

— Смотреть на нее тоже не рекомендуется.

— Интересное дело! — Бубнов показал крепкие красивые зубы. — Мы ведь все-таки в общественном месте.

— Найдите себе какое-нибудь другое развлечение, ладно? — просительно сказал помощник шефа, снова отправляясь в зал.

Бубнов остался на месте и принялся лениво дотягивать сигарету, поглядывая по сторонам. В этот момент из лифта вышла девушка в мокром плаще. Судя по всему, на улице лило как из ведра, но здесь, в помещении, этого никто не замечал. Бубнову показалось странным, что, войдя с дождя, она не сняла капюшон. Длинные черные локоны, выбивавшиеся из-под него, а также стройные ножки обещали, что девушка по меньшей мере хорошенькая. Она подошла к стеклянным дверям и, привстав на цыпочки, принялась рассматривать гостей в зале.

«Уж не по Жеряпкину ли душу она явилась? — подумал Бубнов. Федор Ильич тосковал в самом темном углу и мрачно смотрел в пустой бокал. — Интересно, кто его сюда притащил, бедолагу?»

— Вы кого-то ищете? Могу я вам помочь? — любезно спросил он, тронув девушку за рукав.

Она вздрогнула и пробормотала:

— Нет-нет, спасибо, я сама. Пожалуйста, идите.

Бубнов сразу отметил, что выговор у нее не московский. «Подумаешь, какая фифа!»; — хмыкнул он про себя и, нагло заглянув под капюшон, вернулся к гостям. В ее внешности, кстати, не было ничего особенного.