За ним, рыдая и отплевываясь, последовали Наташа и Федор. Тут и подоспела многочисленная погоня. Погоня тоже принялась чихать, рыдать и отплевываться.

В кабинете между тем остались только Глеб, его телохранитель и Софья. Глеб уронил голову на свой шикарный стол и закрыл ее руками с таким тщанием, как будто сверху на него вот-вот должны были посыпаться горящие головешки. Артем стоял, вытаращив глаза, возле окна, а Софья, подбоченясь, прямо напротив. Ее внезапное появление произвело на Артема сокрушительное впечатление. Он несколько раз открыл и закрыл рот, но так ничего и не сказал. Софья, которая полагала, что в этом нет ничего странного, начала объяснять:

— Наталья задавила мою подругу Киру, а не меня. Кира надела тот дождевик — помнишь? — и выскочила на улицу. Он очень приметный, вот Наташа и перепутала. Бубнов сказал, что эта стерва пыталась выманить из дому меня. Но каким образом на ее крючок попалась Кира, пока неясно. Ты улавливаешь мою мысль?

— Да, — сказал Артем и сделал шаг навстречу невероятным образом воскресшей Софье. — Улавливаю.

— Трагедию я видела из окна. Выскочила на улицу, а тут — Бубнов. Он сказал, что мне надо спрятаться. И повез к себе домой, потому что… — Софья остановилась на полуслове и ахнула:

— Ты что, заговорил?! Миленький мой! Ты заговорил! Это от потрясения. Я знаю, так бывает с немыми и глухими.

Если их чем-нибудь ошарашить, они начинают говорить и слышать. Чудо! Глеб, чудо! — потрясла она Стрелецкого за плечо и бросилась Артему на шею.

— Какое чудо? — поднял голову несчастный глава «Техноконсульта».

— Артем разговаривает! — взвизгнула Софья.

— Значит, тебе предстоит узнать еще немало чудес, — пробурчал Глеб. — Он не только разговаривает, но и вовсю интересуется женщинами.

Словно в подтверждение его слов Артем и Софья принялись самозабвенно целоваться.

"Люди счастливы, — со слезами на глазах подумал Глеб. — А что ждет меня? Я остаюсь один: без дочери, без жены, без любовницы.

Конечно, начнутся разговоры. Ну, правда, многие будут меня жалеть. Это уж как водится. Особенно женщины". Тут его рассуждения, войдя в привычную колею, приобрели мечтательный оттенок, и на лице Глеба расцвела слабая, окрашенная в пастельные тона улыбка. «Ну, нет у меня больше ни жены, ни дочери, ни любовницы. Невелика потеря! В конце концов, что такое женщины? Всего лишь вехи на тернистом пути мужчины», — подумал он и, ощутив философскую глубину внезапно пришедшей мысли, широко развернул плечи навстречу новой жизни.