«Художественные склонности, по всей видимости, не что иное, как вторичные половые признаки», — предполагает некто Мёбиус, современник Гёте. Позднее эту догадку разовьёт Фрейд.

Одной из последних связных фраз, произнесённых Гете на смертном одре была следующая: «Посмотрите, какая прелестная женская головка в чёрных локонах на чёрном фоне». Через несколько вздохов Великий старец скончался. Вероятнее всего, он увидел перед последним вздохом Троянскую Елену, Грэтхен, ведь по традиции — German blond. А может быть, ему предстала такою смерть? Ведь она тоже дама.

В значительной степени «Фауст» — это метафизическая автобиография Гёте. Правда, плюс ещё многие неосуществившиеся желания и стремления. В последних сценах второй части Фауст возглавляет огромные работы по отвоёвыванию у океана болотистой затопляемой низменности. Министру копей и путей сообщения Веймарского правительства было не сложно писать о больших работах. Кто, как не сам Гёте в Германии его времени, заслуживал звания Сверхчеловека! Это общепризнанно великий человек, авторитет своего времени, «олимпиец». Он, выпутавшись из своих страстей, после путешествия в Италию, приближаясь к сорока годам, обрёл олимпийское спокойствие, невозмутимую детскую радость жизни. Одновременно с мудрым пониманием её ограничений приобрёл взгляд на человечество сверху, присущий только очень Великим людям. Обрёл высшую ментальность смертного Бога, Сверхчеловека. Само это слово, кстати, впервые употребляется в его современном смысле именно в «Фаусте» в 1-й сцене.

Дух Земли, после того как Фауст в страхе отпрянул от него, закричав: «Уйди, твой вид невыносим!» — отвечает Фаусту так

Фридрих Ницше лишь через полстолетия напишет «Так говорил Заратустра».

В начале XXI века я бродил по старым красным (!) полам, в них щели, и вата из щелей, рабочего дома в Сырах на Нижней Сыромятнической улице, построенного для социалистических пролетариев завода «Манометр» в 1924-м далёком году, и с наслаждением думал, думал, думал об Иоганне-Вольфганге Гёте. И о себе. Я — связанный лилипутами, бумажными офицеришками; Гёте — гигант, напрягающийся, чтобы разорвать путы. Так видел я себя.

«И тут я встретил актрису, самую красивую в моей стране». Случилось это спокойным апрельским вечером, — было тепло, зелени ещё не было, но снег стаял, потому город выглядел голым. И выжидающим.

«Волгу» мы оставили на бульваре. Пересекли посыпанный песком голый двор. (Здание буквой «П», с большими окнами. Просторно. Пусто. Струйкой через двор текут ко входной двери гости.) Внутри также просторно, обширные помещения, стены увешаны картинами. Картины моего… другом назвать Вильяма было бы несправедливо, он один из действующих лиц моей жизни. И я его «описал», либо «изобразил» в одной из моих книг, а именно: «Укрощение тигра в Париже». Помимо картин, запах сигар, и подают коньяк. Поскольку устроители выставки — дистрибьюторы импортного коньяка и сигар в России.