Мне кажется, я этим простым людям нравился своей непримиримостью, я ведь тоже вечно воюю и воевал с начальством. Может быть, по причине интуитивной симпатии Надежда Ивановна все годы, что я у них арендовал, недобирала, я думаю, с меня какую-то сумму за квартплату, ведь хотя и убитая, квартира была большая, и располагалась, фактически, в центре города. Совершив подсчёт, Надежда Ивановна получила деньги, пересчитала их, потом, пожевав губами, нелегко произнесла:

— Эдуард Вениаминович, там вам позвонит женщина из агентства. Она будет приводить людей смотреть квартиру. Мы, уж извините нас, мы решили квартиру продать. Нам там тесно, у дочери, и ребёнок вырос, да и зять не очень ладит с моим сыном. Так что вот, извините.

— Не стоит извиняться, Надежда Ивановна. Это же ваша квартира. Когда вы думаете всё это начать?

— Мы дали ваш телефон этой женщине. Она хотела бы привести клиентов уже завтра.

— Мы когда-то договаривались с вами, Надежда Ивановна, что вы предупредите меня по крайней мере за месяц…

— Эдуард Вениаминович, да не продастся квартира так сразу. Ведь с домом ничего не ясно, еще недавно собирались наш дом сносить. Ремонт годами не делали. Сейчас сделали, сказали, что сносить не будут. Покупатели хотят, чтобы всё ясно было о судьбе дома.

Извиняясь, эти добрые люди надели свои калоши и непромокабли (в случае Надежды Ивановны это была ужаснейшая жёлтая куртка), взяли зонты и ушли. Я стал искать, куда бы переселиться.

Мне так не хотелось переселяться в банальный жилой дом! Я решил попробовать снять у какого-нибудь художника творческую мастерскую. Я набрал ставшего мне другом художника Николая и озадачил его поисками. В ответ Николай прочёл мне лекцию о дороговизне творческих мастерских, сдаваемых внаём, о подлой политике московских властей, пытающихся лишить художников помещений, полученных ими от советского Союза художников. После лекции Николай все же заверил меня, что займется поиском.

Для начала он позвал меня на встречу с «настоящим живописцем» Е., «каковых уже мало. Живописец старой школы». На встречу был приглашён ещё и литератор А., друг моей московской юности конца шестидесятых, начала семидесятых. Мы с охранниками заблудились несколько раз, но всё же въехали во двор, нужный нам. Старший Михаил вышел, определился на местности, нашёл входную дверь в мастерскую, она была на первом этаже. Только после этого вышел я. Открывшаяся на звонок дверь обнажила следующую безотрадную картину. За квадратным столом под тусклой лампочкой сидели два бородатых старика и пили водку. Третий, безбородый и щуплый, открывший мне дверь, дружелюбно улыбался.

— Я сюда попал? Вы Е.?

— Именно он, Эдуард, проходите. Мы когда-то были с вами в Москве знакомы.

Один из двоих стариков за столиком встал из-за столика, и я узнал своего друга Николая. Там было потому что удручающе темно, кроме этой низко висящей над самым столом лампы, — просто сумерки и тьма.

— Проходи, Эдуард, — сказал Н. — Мы думали, ты не приедешь.

— У вас тут тайная вечеря, только мрачновато. Мы заблудились.

Я уселся четвёртым за стол. Я было подумал «четвёртым стариком», но быстро отбросил неприятный мне вариант.