Энни подошла к старой швейной машинке, стоявшей под окном, из которого была видна дорожка, ведущая к парадному крыльцу, и увитый розами забор.
— Бабуля говорила, что ты была замечательной швеей, мама. Она рассказывала мне, как ты ходила в магазины модной одежды, чтобы посмотреть на новые фасоны, затем возвращалась домой и делала выкройки, воплощая в них собственные идеи. По ее мнению, у тебя был талант модельера.
— Действительно?
— Да, она так рассказывала. Бабушка очень гордилась тобой. А еше она говорила, что все женщины в нашей семье в той или иной мере были склонны к занятиям искусством. Моя прабабушка Элен умела великолепно вышивать и готовить. Тетушка Джойс занималась живописью и графикой. Бабушка Лиота вырастила прекрасный сад, а из тебя получился бы замечательный модельер. — Энни заметила влажный блеск в глазах матери.
Господи, слышит ли она меня… понимает ли?
Энни знала, что мать пытается открыть новую страницу своей жизни, хочет стать лучше, хочет ничего не бояться. Но этого все равно мало. Она должна отказаться от себя, должна позволить Господу показать ей, какой Он ее создал, какой она должна быть. Согласится ли мама отринуть свою гордыню ради великой цели?
Сегодняшний день может положить начало этому. Прошу тебя, Господи, пожалуйста. Ты смягчил ее сердце. Примет ли оно зерно истины?
— Она твоя, мам. — Энни провела рукой по полированной поверхности старинной зингеровской машинки. — Ты можешь забрать ее в любое время.
— Нет, Энн-Линн, она принадлежит тебе. Все в этом доме твое.
Энни уловила нотку обиды в голосе матери и догадалась, что она чувствует себя обделенной, несмотря на то, что ей досталось богатое наследство — акции.
— Бабушка Лиота оставила мне все веши, она знала, что я отдам их тебе и дяде Джорджу, как только вы сможете их принять. Машинка твоя, мам. Бабушка хотела, чтобы ты взяла ее себе.
Дыхание Норы стало прерывистым.
— Как ты можешь быть абсолютно уверена в этом? — В голосе матери прозвучало сомнение, и Энни показалось, будто этот вопрос задала маленькая девочка, желающая получить то, что, по ее мнению, получить невозможно.
— Открой машинку, мама, и убедись сама.
Энни поцеловала мать и вышла из комнаты.
Нора осталась одна, и волнение ее возросло. Ей вспомнилось, сколько долгих часов она провела, сидя за этой старенькой швейной машинкой. А какое удовольствие доставляла ей эта работа! Она забывала про все на свете. Когда же она бросила шить? Почему? Не в тот ли год, когда сбежала из дома и вышла замуж за Брайана? Позже она купила себе новую швейную машинку. Но годы шли, у нее появилось достаточно денег, чтобы покупать готовые вещи. Времени на шитье уже не оставалось. Она возила Энни в школу, на уроки музыки, на другие занятия, которые сама же для нее выбирала.
Нора провела рукой по старенькой машинке и вдруг как будто увидела ее другими глазами. Как ее мать находила уединение в саду, так она любила запираться здесь, в этой комнате, и за работой забывала обо всем, мечтала о чем-то и надеялась, что в жизни есть что-то еще, кроме одиночества и тоски.