Она во все глаза глядела на Мегрэ, а он, со своей стороны, тоже вытаращился на нее, изумленный, но явно забавляясь и, вместе с тем, пожалуй, немного страшась чего-то.

 — Что вам угодно, комиссар?

 — Хотел бы поговорить с вами. А если помешал, так уж соблаговолите извинить меня…

Эльза рассмеялась озорным девичьим смешком. При этом одно плечо оголилось, и она тут же поправила пеньюар. Съежившись, подобрав под себя ноги, она продолжала лежать, а светотени разрисовали «под зебру» и саму Эльзу, и диван, и все остальное в комнате.

 — Как видите, ничего особенного я не делаю. Я вообще никогда ничего не делаю.

 — Почему вы не поехали с братом в Париж?

 — Он этого не желает. Считает, что при деловых переговорах присутствие женщины только мешает.

 — Вы никогда не покидаете дом?

 — Нет, почему же, я выхожу. Люблю прогуляться по парку.

 — И это все?

 — Парк занимает три гектара. Этого вполне достаточно, чтобы размяться, разве нет? Но прошу вас, комиссар, присядьте. Вы проникли сюда обманным путем, и это меня ужасно смешит.

 — Что вы хотите этим сказать?

 — А то, что мой брат сделает большие глаза, когда вернется. Он, знаете ли, строже самой строгой мамаши! Строже самого ревнивого любовника! Словом, он неусыпно бдит, стережет меня и, представьте, считает это самой главной своей обязанностью.

 — А мне было показалось, что, опасаясь бандитов, вы сами хотите сидеть взаперти.

 — Это тоже правда. Я настолько привыкла к одиночеству, что постепенно начала бояться людей.

Мегрэ уселся в кресло и положил на ковер свою шляпу-котелок. И всякий раз, когда Эльза поднимала на него глаза, он отворачивал голову, потому что никак не мог привыкнуть к ее особенному, пронзительному взгляду.

Накануне она показалась ему какой-то нереальной, загадочной. Всматриваясь в нее в полумраке, он видел в ней нечто древнее, жреческое, но вместе с тем и ультрасовременное — некий собирательный образ кинодивы или звезды экрана. Первая встреча с ней носила поистине театральный характер.

Теперь же ему захотелось открыть ее чисто человеческую сущность, но его смущала некоторая интимность обстановки их нынешней беседы с глазу на глаз.

Комната, где разлит запах тонких духов, где Эльза в пеньюаре, раскинувшаяся на диване и раскачивающая туфельку без задника на кончике обнаженной ступни, и Мегрэ, мужчина средних лет, с чуть раскрасневшимся лицом, и эта шляпа-котелок на полу… Чем не сюжет для пикантного эстампа, какие публикует на своих страницах фривольный еженедельник «Ля ви паризьен»?

Явно сконфуженный, он сунул трубку в карман, не подумав о том, что не высыпал из нее пепел и остатки табака.

 — В общем, вам здесь довольно скучно?

 — Нет… То есть да… Не знаю, как вам сказать… Вы курите сигареты?

Она указала ему на пачку сигарет оттоманской табачной монополии. На наклейке значилась цена — 20 франков 65 сантимов, и Мегрэ вспомнил, что парочка вроде бы живет на две тысячи франков в месяц, что Карлу понадобилось поехать в Париж и получить свой гонорар чуть ли не за час до истечения срока погашения арендной платы и расчетов с поставщиками.