Их избранные, их первые, их пионеры овладели особой формой насилия, которая превращала жертвы в безмолвных братьев по оружию. Как это было? Они растекались из тощающего города, захватывая на своём пути фермеров, дальше, мимо любых городских кишкопроводов в пространства, заселённые номадами, там они подчинили себе номад, охотников-собирателей ненужных или сбежавших технологий, домов. Быть может, однажды кто-нибудь ещё напишет историю этого исхода, этого крестового похода за соратниками.

Но дело было не только в уведённых и насильно вылеченных деревенских наркоманах. Я представляла себе, как эти безумцы, точно пророки, выходят из пустыни; ариекаи из далёкой провинции, встревоженные или обозлённые тем, что они слышали о судьбе своих городских кузенов, низведённых до состояния восторженных зомби или отчаявшихся трусов, могли, даже если сами избежали искушения, испытывать потребность присоединиться к абсурдам. Возможно, армия не сразу вошла в состояние регулярной, беспощадной жестокости, возможно, в отдельных поселениях будущие рекруты спорили о том, оглушать себя или нет. Последнее осознанное применение речи, доказывающей необходимость собственного уничтожения.

Я заставила Брена пойти со мной в город. Пересечь границу Послограда оказалось несложно, хотя её должны были охранять. Запомнить дорогу туда и обратно тоже было легко.

— Они будут здесь недели через две, — сказала я. Он кивнул.

— Ты заметила, что они все в расцвете сил? — ответил Брен. — Они не опекают старших и не заботятся о молодёжи.

Однако молодёжь скоро будет иметь причины благодарить их. Даже без присмотра по нескольку молодых ариекаев из каждого выводка наверняка выживут, а когда они перейдут во взрослую форму существования и проснутся для Языка, то станут жить в городе, очищенном от нас. И от бога-наркотика. Ради такого будущего абсурды пожертвуют собой. Ради него они оглушат себя, чтобы остаться недоступными для любых соглашений или компромиссов.

Мы держались наименее опасных суб-регионов города. Я сама находила дорогу — на этот раз я вела Брена — туда, где Испанская Танцовщица и его друзья учились лгать, а я пыталась помочь им найти новые способы говорить меня.

— Мы собираем армию, — объявил Кел. Его слова были встречены со всем возможным презрением. «Соберите много своих на площади и будьте готовы воевать», — возвестили ЭзКел ариекаям. Они распорядились выставить вперёд солдат. Они потребовали кура/маши добровольцев. Кура/маши было названием крупнейшего скопления единиц и означало нечто большее, чем крупнейшее точное число, для которого существовал термин кура/спа, 3072. Кура/маши обычно переводили как «бессчётный». ЭзКел требовали, чтобы ариекаи выставили всех, кого могли.

Кел махал руками. Рядом с ним Эз походил на куклу чревовещателя, которая жива лишь пока она говорит или через неё говорят. Уайат наблюдал за ним, точно встревоженный родственник. Я гадала, сколько ариекайских солдат получит бог-наркотик и обойдётся ли без насилия этот призыв. Жители деревушек, рассеянных тут и там на месте бывшего города, этих островков в море смертельно опасного безумия, будут повиноваться, насколько смогут. Они знали, что абсурды идут. Большую часть живой силы наверняка поставят те местные, которыми якобы правил Кора/Сайгисс, те, кого вверили его попечению ЭзКел.