— Не стоит, — прикинув, покачал головой Виталик, — опасно. Покупатели осторожные, перепроверять начнут. А проверить несложно. Мы вряд ли тебя капитально прикроем. Так что никаких «стрелок». Только вариант с квартирой. Слушай, а чего вы там вспоминали?

— Ты уже в курсе?

— Конечно. — Виталик нажал кнопку на приемнике, из динамиков раздался булькающий храп посредника.

Коляныч поведал о воздействии клофелина на организм храпящего.

— Сам велел капнуть для верности. — Он достал пузырек и вернул приятелю.

Тот посмотрел через пузырек на свет:

— Ты чего, все вылил?

— Так получилось.

Виталик побледнел и перекрестился:

— Ты больной?! Я же предупредил: две капли, не больше!

— Не было у меня возможности отсчитывать. Да и поезд как назло тряхнуло.

— Он же загнуться мог! — Опер схватился за голову. — Клофелин давление понижает! Не рассчитаешь — понизит до уровня кладбища! Ну ты, блин!.. Радуйся, что ему только память отшибло!

Инструкцию по дозировке, если честно, Коляныч пропустил мимо ушей. Думал в тот момент о дефиците женского тепла в своей нескладной жизни.

Виталик продолжал бушевать, в красках расписывая возможные последствия Колиной оплошности. (Следствие, суд, пожизненное заключение, пресса, телевидение, скачок цен на оружейной бирже!) Коля молча терпел унижения — оправдываться не имело смысла. Да, виноват, да, ошибся. Хотя не ошибается тот, кто ничего.

Когда сосед немного успокоился, выпив из фляжки секретной овсяной настойки, он попросил его об одной услуге:

— Ладно тебе. Художник имеет право на ошибку. Не загнулся же. Такие не загибаются. Слушай, ты мне адресок или телефончик один не «пробьешь»? Если человек, конечно, питерский.

— Что за человек?

— Проводница. С нашего поезда.

— Зачем она тебе?

— Пистолет видела. Свидетель. «Зачистить» хочу. Несчастный случай на путях. Электричкой отрежет голову.

— А серьезно?

— Надо, Виталик. Этот мудак ей по лицу дал, я обещал ресторан за то, что наряд не вызвала.

Вряд ли сосед поверил насчет ресторана, но больше вопросов не задавал. Спросил только фамилию.

— Позднякова Вера Павловна. Примерно двадцать пять лет. Черненькая.

— Цвет волос необязательно.

— И еще. Можешь узнать… Замужем она или нет?

— Ты чего, запал, что ли?

— На всякий случай. Пригласишь в ресторан, а следом муж с ружьем. Конфуз. Придется отстреливаться.

— В адресном бюро данных о семейном положении нет, но если она меняла фамилию, это отмечено. Ты, главное, не забудь вечером в квартиру заглянуть, — Виталик показал на окна, — напомни про себя. Только без клофелина.

— Напомню.

— И пейджер не вырубай. Вдруг он «стрелку» проспит, — Виталик щелкнул пальцем по приемнику, из которого по-прежнему доносился храп, — тебе будить придется.

— Разбужу.

Коля пока не мог позволить себе мобильный телефон и до сих пор пользовался примитивным средством связи от фирмы «NEC».

— И в Москву не укати. С этой Верой Павловной. Слушай, мне ж вчера мать с дачи звонила. Мужика помнишь с третьей линии, за которым мы слежку устроили?

— Ну?

— Умер на днях. Прямо на участке. Инфаркт. Вроде чужой мужик, но мне как-то тоскливо стало, даже помянул вечером. Какими ж мы идиотами были.