Это дало мне передышку. Направляясь в суд, я был абсолютно уверен, что нам предстоит еще как минимум одна, заключительная схватка: по поводу свидетельства, объясняющего присутствие машины «Винг Натс» в гараже, или, возможно, начальник Дрисколла станет чернить его, или, вероятно даже, у обвинения найдется эксперт по ипотечным делам, который рискнет опровергать утверждения Аронсон. Но — ничего. Фриман свернула свою лагерную палатку.
Она решила сделать ставку на кровь. Удалось мне украсть у нее апофеоз ее «Болеро» или нет, она собиралась опереться на самый неопровержимый аспект всего процесса: на кровь.
Судья Перри распустил суд до обеда, поэтому стороны могли поработать над своими заключительными речами, а он сам — удалиться к себе в кабинет и подумать над наставлением присяжным — последним инструктажем, которым они должны руководствоваться в ходе обсуждения вердикта.
Я позвонил Рохасу и велел ему отвезти меня в «Делано». Мне не хотелось возвращаться в контору. Там слишком много отвлекающих факторов. Расположившись на заднем сиденье «линкольна», я разложил на нем свои папки и записи. Вот где мне легче всего думалось и где я мог наилучшим образом подготовиться к финалу.
Ровно в час заседание суда возобновилось.
Как и во всем остальном, в порядке произнесения заключительных речей система уголовного правосудия предоставляет преимущество государству. Обвинитель выступает первым и последним, защите оставляется середина.
Фриман, судя по всему, избрала обычный обвинительный формат: сначала возвести здание на фундаменте фактов, а затем дергать за ниточки эмоций.
Кирпич за кирпичом она выстраивала улики против Лайзы Треммел, не упуская ничего из того, что было представлено или хотя бы упомянуто в ходе процесса. Изложение было сухим, но насыщенным. Соединив средства и мотив, она скрепила все кровью: молоток, туфли, неопровержимый результат анализа ДНК.
— Я говорила вам в начале процесса, что решающее слово скажет кровь. И она его сказала. Можно не принимать в расчет все остальное, свидетельства крови и так достаточно, чтобы отбросить любые сомнения в виновности подсудимой. Я уверена, что, прислушавшись к голосу собственной совести, вы так и сделаете.
Она села, наступил мой черед. Я встал прямо перед ложей присяжных, чтобы обращаться к каждому из двенадцати непосредственно. Однако стоял я там не один. С предварительного разрешения судьи, я поставил рядом с собой Мэнни. Верный помощник доктора Шамирам Арсланян стоял, выпрямив спину, с молотком, прикрепленным к макушке, и головой, запрокинутой под углом, который был бы необходим, чтобы Лайза Треммел могла нанести роковой удар.
— Дамы и господа, члены жюри, — начал я, — у меня хорошая новость. К концу сегодняшнего дня все мы покинем этот зал и вернемся к своей нормальной жизни. Я благодарю вас за терпение и внимание, с которым вы участвовали в этом процессе. Я благодарю вас за вдумчивое отношение к представленным на ваш суд уликам и не собираюсь злоупотреблять вашим временем, потому что хочу, чтобы вы как можно скорей оказались дома. Сегодняшний день не будет трудным. И он не будет долгим. Вердикт по делу, которое мы рассматриваем, с моей точки зрения, может оказаться из тех, которые я называю «пятиминутными». Разумные основания для сомнений в предъявленном обвинении настолько очевидны, что единогласный вердикт, я уверен, будет вынесен вами при первом же голосовании.