Стоило нашей компании выйти в коридор, как вокруг начала собираться толпа журналистов, желавших получить заявление от Лайзы или хотя бы от меня. Позади этой толпы я заметил прислонившуюся к стене Мэгги, рядом с ней на скамейке сидела моя дочь, которая писала какую-то эсэмэску на своем телефоне. Я решил ускользнуть, оставив Аронсон управляться с репортерами.

— Меня? — испугалась Аронсон.

— Вы знаете, что сказать. Главное — не давайте говорить Лайзе. До вынесения вердикта она должна молчать.

Отмахнувшись от нескольких рванувших за мной журналистов, я подошел к Мэгги и Хейли, быстро сделал обманное движение, чтобы притупить бдительность дочери, и сумел-таки чмокнуть ее в щеку, прежде чем она увернулась.

— Паааааааааааапа!

Я выпрямился и посмотрел на Мэгги. Она едва заметно улыбалась.

— Ты сняла ее с уроков ради меня? — спросил я.

— Мне подумалось, что она должна быть здесь.

Это была небывалая уступка.

— Спасибо, — сказал я. — Ну, что думаешь?

— Думаю, ты мог бы продавать лед в Антарктиде, — ответила Мэгги.

Я улыбнулся.

— Но это не значит, что ты уже выиграл, — добавила она.

Насупившись, я развел руками:

— Премного благодарен.

— А чего же ты от меня хочешь? Я ведь прокурор и не люблю, когда виновный уходит от ответа.

— Ну, в данном случае проблемы нет.

— Что ж, ты должен верить в то, во что должен.

Я снова улыбнулся, перевел взгляд на дочь и увидел, что она опять пишет эсэмэску, как всегда не обращая внимания на наш разговор.

— Фриман говорила с тобой вчера? — спросил я у Мэгги.

— Ты имеешь в виду — о том, как ты подвел свидетеля к Пятой поправке? Да. Ты сыграл нечестно, Холлер.

— Это вообще нечестная игра. Она сказала тебе то, что сказала мне?

— А что она тебе сказала?

— Не важно. В любом случае она не права.

Мэгги недоуменно подняла брови — она была заинтригована.

— Потом расскажу, — добавил я. — Мы собираемся ждать у себя в офисе. Хочешь пойти с нами?

— Нет, мне нужно отвезти Хейли домой. У нее куча домашних заданий.

У меня в кармане зажужжал телефон. Вынув его, я взглянул на экран. Надпись гласила: «Высший суд Лос-Анджелеса». Я нажал кнопку «принять». Это был секретарь судьи Перри. Выслушав его, я отключил телефон и огляделся в поисках Лайзы Треммел.

— Что там? — спросила Мэгги.

Я посмотрел на нее:

— Вердикт готов. Пятиминутный вердикт.

Они прибывали косяками, стекались со всей южной Калифорнии, привлеченные сладкозвучной песней Фейсбука. Лайза Треммел протрубила сбор утром после оглашения вердикта, и ко второй половине дня в субботу уйма народу толпилась возле разбросанных по лужайке ларьков и буфетов. Люди размахивали звездно-полосатыми флажками и были одеты в красно-бело-синие одежды. Борьба против отъема ипотечных домов теперь, когда ее предводительница чуть было не пала ее жертвой, стала еще более американским брэндом, чем прежде. У дверей каждого дома, на лужайках перед ними и на задних дворах стояли десятигаллонные ведра для пожертвований на возмещение судебных издержек Лайзы Треммел и продолжение борьбы. Значки с эмблемой ФЛАГа продавались за доллар, дешевые хлопчатобумажные футболки — за десять. А чтобы сфотографироваться с Лайзой, нужно было выложить не меньше двадцати.