— Нет, — отвечаю. — Я, пожалуй, на своей веранде устроюсь и буду с Джо оттуда его наблюдать. А если он уж очень распояшется, так уйду на мыс.

— Да, кстати, — говорит она и все смотрит мне в глаза, — я хочу извиниться за утреннее… и попросить тебя зайти к Мейбл Джолендер и сказать ей, что я передумала.

Чтоб такое сказать, ей большое мужество требовалось, Энди. Ты ее не так знал, как я, и, значит, должен мне на слово поверить, но только мужества это требовало черт-те какого. Когда дело до извинений доходило, Вера Донован во всю сухой закон соблюдала.

— Обязательно зайду, — отвечаю мягким таким голосом и чуть было ее по руке не погладила, но удержалась. — Только ее Карен зовут, а не Мейбл. Мейбл тут лет шесть-семь назад работала. А сейчас в Нью-Гемпшире живет, ее мать говорила. Работает в телефонной компании, и вроде бы все у нее хорошо.

— Ну пусть Карен, — говорит она. — Пригласи ее вернуться, Долорес. Но просто скажи, что я передумала, а больше ни слова. Ты поняла?

— Да, — отвечаю. — И спасибо за видеоскопы. Они нам очень пригодятся.

— Не стоит благодарности, — говорит. Я дверь открыла чтоб уйти, а она опять говорит: — Долорес!

Я оглянулась через плечо, а она странно так мне кивнула, будто знала такое, чего ей знать не полагалось.

— Иногда приходится быть высокомерной стервой, чтоб выжить, — говорит она. — Иногда женщина только тем и держится, что она стерва.

И тут она закрыла дверь у меня перед носом. Не захлопнула, а тихо так притворила.

Ну ладно. Вот мы и до дня затмения добрались. Только если мне вам рассказывать, как и что было, до последней подробности, на сухую глотку я говорить не стану. Я уже почти битых два часа по моим часам говорю — тут уж на чьих угодно подшипниках смазка сгорит, а конца еще не видать. Так вот, Энди, либо расщедрись и отлей с дюйм из бутылочки в ящике твоего стола, либо на сегодня хватит. Что скажешь?

А! Спасибо. В самый раз пришлось. Нет, убери ее. Одного глотка хватит, чтоб насос заработал, а от второго как бы трубы не закупорило.

Ну ладно. Значит, так.

Девятнадцатого в ночь я спать легла в такой тревоге, что меня от нее чуть не вытошнило, — по радио предупредили, что назавтра не исключается дождь. Я только о том думала, как я все это сделаю, да с духом собиралась, и совсем у меня из головы вон, что день-то может оказаться дождливым. Ложусь, а сама думаю: ну, буду теперь до утра с боку на бок ворочаться. А потом думаю: цыц! Попробуй только, Долорес! Я тебе сейчас все объясню: чертову погоду ты изменить не можешь, да и чего про нее думать? Ты знаешь, что попробуешь разделаться с ним, пусть даже весь день дождь как из ведра льет. Теперь на попятный уже поздно. Я это хорошо понимала, а потому закрыла глаза и как провалилась.

Суббота — двадцатое июля тысяча девятьсот шестьдесят третьего года — наступила. Утро было жаркое, облачное и душное. По радио сказали, что дождя скорее всего не будет — может быть, отдельные грозы вечером, но облачность сохранится весь день, и шансов у жителей побережья наблюдать затмение примерно пятьдесят на пятьдесят.