— Вали с Литл-Толла, убийца сучья! — завопил кто-то из них в ответ, и опять они в воздух пульнули. Только они выпендривались — бахвалились передо мной, какие у них яйца огромные. Я так думаю потому, что больше они разворачиваться не стали, и я услыхала, как они грохочут к городу — к этому чертову бару, который в позапрошлом году открыли, сладкий пирожок прозакладываю. Глушители дребезжат, моторы ревут — да вы сами знаете, какой тарарам поднимает пьяный, когда за руль пикапа садится.

Ну, настроение у меня чуть исправилось. Страх куда-то подевался, а дерьмовые слезы и вовсе высохли. Злиться я злилась, но не настолько, чтоб соображение потерять и не понять, отчего они все делают то, что делают. А когда бешенство мне начало мозги туманить, я его отогнала, вспомнив про Сэмми Марчента, — какие у него глаза были, когда он на ступеньке на коленях стоял и сначала на скалку посмотрел, потом на меня, — такие темные, будто океан перед линией шквала, как у Селены в тот день в огороде.

Я уже знала, Энди, что мне не миновать сюда прийти, но только, когда эти ребята укатили, я перестала себя морочить, будто я могу выбирать и решать, о чем говорить, а что утаить. Я поняла, что должна честно во всем признаться. Легла опять и спокойно проспала до утра, до четверти десятого. Поздно так я не просыпалась с тех пор, как замуж вышла. Думается, отдыхала перед тем, как проговорить всю чертову ночь.

Чуть встала, уже собралась идти — горькое лекарство надо сразу глотать, — но тут задержка вышла, не то бы я пораньше явилась все это вам рассказывать.

Приняла я ванну, а перед тем, как одеться, вставила телефонный шнур в розетку. Ночь-то кончилась, и в голове у меня мутиться перестало — сон я вижу или не сплю. Если кто-нибудь позвонит, думаю, и начнет меня обзывать, так и у меня пара теплых слов найдется, начиная с «трус поганый» и «мразь безымянная». И правда, я еще чулки не натянула, как он затрезвонил. Беру трубку, готовлюсь выдать ублюдку по первое число, но тут женский голос говорит:

— Алло! Могу я поговорить с миз Долорес Клейборн?

Я сразу сообразила, что звонок междугородный, и не только по легонькому эхо в трубке, какой бывает, когда с материка звонят. Главное, у нас на острове никто женщин «миз» не называет. Ты либо мисс, либо миссис, а вот миз пока через пролив не перебралась, хоть раз в месяц и появляется в аптеке на подставке с журналами.

— Слушаю, — отвечаю.

— Вам звонит Алан Гринбуш, — говорит она.

— Странно, — говорю с ехидством. — По голосу вы вроде бы не Алан Гринбуш.

— Звонят из его конторы, — говорит она, будто я редкую глупость сморозила. — Не вешайте трубку, я сейчас соединю вас с мистером Гринбушем.

Она меня врасплох поймала, и я сперва фамилию не узнала. Помнила, что вроде бы слышала ее, только вот где?

— А касательно чего? — спрашиваю.

Она помолчала, словно бы ей не полагалось давать такие сведения, а потом сказала:

— Если не ошибаюсь, дело касается миссис Веры Донован. Так я вас соединю, миз Клейборн.

Тут до меня дошло — Гринбуш, который ей все эти заказные письма присылал.