Быть обманутым. – Всякий раз, как ты хочешь действовать, ты должен запереть дверь от сомнения, – говорил действующий. – И ты не боялся бы таким образом быть обманутым? – отвечал созерцающий.

Вечная тризна. Можно подумать, что слышишь постоянно надгробное слово над историей: постоянно хоронили и хоронят свое самое любимое – свои мысли и надежды, и получали и получают гордость от этого – gloria mundi, т. е. помпу надгробной речи. Таким образом, все сделано хорошо! И надгробный проповедник все еще величайший общественный благотворитель!

Исключительная суетность. Тот обладает, к своему утешению, одним высоким качеством; над всем остальным его существом взгляд скользит презрительно. Но он исцеляется от самого себя, когда он идет к своей святыне; самая дорога туда представляется ему подъемом по широкой спокойной лестнице, а вы, жестокие, называете его за это суетным.

Мудрость без ушей. Слышать ежедневно, что говорят о нас, или доискиваться, что думают о нас, – это губит самого сильного человека. Пусть же и другие позволят нам жить, постоянно удерживая право над собой! Ведь вы не выдержали бы нас, если бы мы имели (или хотели иметь) права на вас! Короче, принесем жертву всеобщему миролюбию, не будем прислушиваться, когда говорят о нас, хвалят, порицают, жалеют нас, надеются на нас. Не будем даже думать об этом!

Вопрос. Про всё, что не скрывает человек, можно спросить: что он скрывает? от чего он отводит взор? каким предрассудком вызывается это? как далеко может уйти утонченность этого притворства? и в чем он ошибается при этом?

Зависть живущих уединенно. Между натурами, любящими общество и любящими одиночество, разница в том, что первые становятся довольны или почти довольны вещью, какова бы она ни была, с той минуты, как они найдут в своем уме возможность произвести с нею счастливый оборот, – это примиряет их даже с самим чертом! Вторые имеют в вещи свой тихий восторг, свою тихую муку, они ненавидят замысловатую, блестящую постановку своих самых задушевных проблем, как ненавидят они слишком изысканную одежду на своих возлюбленных. Тогда они смотрят на них меланхолично, как будто бы у них возникло подозрение, что они хотят нравиться другим. Такова зависть esprit всех мыслителей и у страстных мечтателей, живущих уединенно.

Действие похвалы. Одни от большой похвалы становятся стыдливы, другие – наглы.

Скрытные. Неужели вы не видели еще тех людей, которые сдерживают и стесняют даже свое восторженное сердце и охотнее становятся немыми, чем теряют стыдливость меры? И неужели вы не находили еще тех неудобных и вместе с тем благонравных, которые не хотят быть познанными, которые избегают своих следов на песке и которые бывают лжецами перед другими и перед самими собой, чтобы остаться непонятыми.

Более редкая воздержанность. Признаком гуманности часто служит то, чтобы не судить другого и отказаться думать о нем.

Что дает блеск человеку и нарядам. Многие не совершают чисто индивидуальных действий потому, что прежде чем совершить их, они обдумывают и соображают, что их, может быть, не поймут. Чем выше время, чем больше народ уважает индивидуума, чем больше прав и преимуществ дают ему, тем смелее такие действия будут появляться на свет, и распространится, наконец, сияние честности, понимания добра и зла над всеми временами и над всеми народами, так что они, подобно грекам, даже и после падения своего, будут сиять в течение тысячелетия, как многие звезды.