Испытанный совет. Из всех средств утешения ни одно не действует так благодетельно, как утверждение, что для данного случая нет утешения. В этом заключаются такие выгоды для печалящихся, что они снова подымают голову.

Знать свою «особенность». Мы легко забываем, что в глазах посторонних людей, которые видят нас в первый раз, являемся совершенно не похожими на то, чем мы считаем самих себя: по крайней мере ничем другим, как бросающейся в глаза особенностью, которая производит известное впечатление. Таким образом, самый кроткий и самый справедливый человек, если только у него длинные усы, будет сочтен, на первый взгляд, обладателем длинного уса, т. е. за военного человека, имеющего бурный характер, а иногда способного и на насилие. Сообразно с этим взглядом и начинают относиться к нему.

Садовники и сады. Уединение, нелюдимость заставляют делать заключения, которые появляются вдруг, точно грибы в пасмурную погоду. В одно прекрасное утро мы неожиданно натыкаемся на них и не знаем, откуда они, но видим только, что они белеют и сереют вокруг нас! Горе мыслителю, если он служит почвой, а не садовником своих растений.

Комедия сострадания. Когда мы сочувствуем несчастному, мы играем комедию в его присутствии: мы не говорим того, что и как мы думаем; мы так же осторожны в его присутствии, как врачи у постели тяжко больного.

Чудаки. Есть малодушные, которые ни во что не ценят свои лучшие дела и поступки и дурно или скептически отзываются об них. Из-за мести они ни во что не ставят сочувствие других и даже не верят в сочувствие: им стыдно показаться увлеченными, и они упорно чувствуют удовольствие от состояния быть смешными.

Тщеславие. Мы представляем из себя как бы витрину, в которой мы сами свои мнимые свойства, приписываемые нам другими, постоянно расставляем, прячем, ставим напоказ и этим обманываем самих себя.

Пафос и простота. Может быть очень неблагородная привычка – не упускать ни одного случая, где можно показать свой пафос ради наслаждения представить себе при этом зрителя, бьющего в грудь и чувствующего себя маленьким и жалким. Следовательно, смех над патетическим положением может быть признаком благородного.

Опыт размышления о браке. Если бы она любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею. Если бы она не любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею! Здесь может быть речь только о двух тягостных положениях, – итак, женитесь!

Мошенничество с чистой совестью. Быть обмеренным и обвешанным в мелкой торговле в некоторых странах, например в Тироле, неприятно потому, что злое лицо и грубая жадность, отражающаяся на нем, а вместе с тем нечистая совесть и вражда, поднимающаяся к нам у обманщика-продавца, скверно действуют на нас. В Венеции, наоборот, обманщик от всего сердца радуется удавшемуся обману, и в нем не подымается неприятного чувства к обманутому; он даже способен пошутить и посмеяться с ним, если у последнего есть к этому охота. Следовательно, обманывая, надобно иметь хорошее расположение духа и чистую совесть: это почти примиряет обманутого с обманом.