«Так, ракурс выбран правильно — в поле обзора дверь. И в тоже время входящему офицеру видна только моя спина. Так, чуть горбатимся, голову сдвинуть. Истово молимся, истово! Чуть нараспев, слезу подпустив! Тьфу, как коленям жестко и от камней холодно! Все в сторону — вспоминай церковь и отпевание, уходи туда душой полностью, а разум оставляй холодным — тогда все пройдет искренне, фальшь недопустима!»

Никритин, неожиданно для себя, стал искренне молиться, память перелистывала страницы прошлой его жизни, где была любовь и жизнь, разлука и смерть, добро и зло, истина и ложь. И сам не заметил, как погрузился в молитву, взывая к Всевышнему, по воле которого перенесся в новую жизнь, которая может оборваться жестоким ударом штыка.

«Так, дверь открывается полностью. Как скрипит — голос мой заглушает даже. А вот и он, вертухай гребанный, господин надзиратель! Какой мордастый, брыли висят как у бульдога. Да и второй подбородок явно намечается — неплохо он тут жрет на мои деньги! Мундир зеленый, обшлага красные, а вот чулки у него на голенях армейские, крокодильего цвета. Башмаки разношенные, пряжки медные, темные — не чистит их до блеска, лодырь. Совсем они тут опустились, на вольготной тюремной службе — морда небритая, треуголки и шпаги нет, как и шарфа офицерского.

Нет, явно из любителей выпить за чужой счет — рожа, опухшая с перепоя, и запашок перегара устойчивый. Ночью, видимо, бухал, и за мною смотрел. А глаза поросячьи, но тусклые — доля то нелегкая — фактически со мною сам в тюрьме сидит безвыходно. Завидует, небось, вольному гвардейскому житию, жандарм местного разлива?!

Что это он на меня так смотрит ошарашенно, аж бакенбарды встопорщились? Оп-па на!

Мой будущий убийца поручик Лука Чекин — именно их он носил в отличие от Власьева. Одежду мою постиранную принес, вон какая у него толстая охапка в руках. Так! А вот это уже крайне интересно — второго офицера нет за спиной! Один ко мне в каземат заходит и не боится нападения?! Совсем страх «вохра» потеряла?! Или настолько уверенны стражи в собственной силушке, что меня скрутят в случае чего в плетеную корзинку мудреным морским узлом? Тогда не только страх и совесть, но поручик Чекин и ум с осторожностью потерял!»

Офицер прошел за спиной узника к кровати, судя по звуку, положил стопку одежды, вернее, скинул ее с рук. Краем глаза Иван Антонович уставился на предбанник — такое же узкое помещение, но более ярко освещенной, видимо солнцем через окно, в противоположном конце. Машинально отметил шкаф, стул, а на столе штофную бутылку из темного стекла, рядом с ней глиняную кружку устрашающих размеров — с поллитра, никак не меньше. А еще отметил на шкафчике треуголку, эфес шпаги, кончик серебристого шарфа свесился, и, главное, две рукоятки, очень смахивающие на пистолетные — видел несколько раз такое оружие в музее.

«Полоса света узкая — там не окно, больше похоже на амбразуру или бойницу. Без решетки, иначе свет на полу дробился бы на квадратики. Отлично! Есть выход наружу, но только куда — во внутренний двор крепости или самой цитадели? Второе плохо — из огня да в полымя! Или бойница выходит к озеру?