— Ну-ка, ну-ка…

— Канэтада-сан говорит: как учил его почтенный дедушка, демоны обычно делятся на принадлежащих к тонкому и грубому миру. Те, что принадлежат к тонкому миру, более… — переводчик впервые за все время запнулся и какое-то время подыскивал слова, — более эфемерны и субтильны, и вот против них большую силу имеют молитвы, изгоняющие подобные создания когда насовсем, когда на время. Что касается демонов грубого мира, они гораздо более… плотские, и против них наибольший успех имеют не молитвы самых святых служителей Божьих, а некие столь же плотские действия и предметы. Вот только никак нельзя угадать заранее, какие именно средства напугают того или иного демона. Канэтада-сан говорит: он слышал от знающих людей, что в России, как и в Японии, тоже порой объявляются демоны, и потому он на всякий случай прихватил с собой особым образом снаряженные патроны. Оказалось, что на этого демона они не подействовали. Канэтада-сан все же готов поклясться своей честью и родовым гербом, что демон принадлежит к грубому миру…

Священник проворчал:

— Не сказать, чтобы это было в полном согласии с христианским богословием, ну да что ж тут поделаешь…

— Канэтада-сан говорит: некоторые демоны боятся острой стали. У него создалось впечатление, что этот демон ее тоже опасается.

— Уж это точно, — кивнул Самолетов. — Видно было, как эта мерзость от клинка уворачивается, будто черт от ладана… Уж тут-то, сдается мне, оно не притворялось…

— Ну так что же? — негромко сказал Позин. — Нужно, господа офицеры, доставать сабли из багажа. Если вернется, можно клинком отгонять. Дежурство бы наладить…

— Канэтада-сан говорит: господа русские офицеры могут на него всецело полагаться, поскольку честь самурая обязывает его бороться до полного изничтожения демона.

— Насчет полного изничтожения, я бы обольщаться не стал, — задумчиво сказал Самолетов. — Проворное, как белка на ветках, все видели. Не подпустит оно так, чтобы можно было укокошить насмерть. Ну, так хоть отгоним… О! Ефим Егорыч глотку дерет, явно к отправлению… Уберите на обочину это…

Вперед вышел Кондрат — и, глядя на него, поручик про себя сделал вывод, что этот добрый молодец еще послужит источником хлопот. Самозваный ямщицкий вождь на сей раз не орал во всю глотку и к бунту не призывал, но, сразу видно, что детинушка себе на уме и явно примеряет какую-то роль в происходящем. Глаз да глаз за такими…

— Конскую падаль-то уберем, — сказал ямщик. — Особенно когда ясно, что нет никакой заразы, одни только чертовы проделки… А Мокея что, тоже кинем в снег, как падаль, да потрусим себе дальше, как ни в чем не бывало?

— Попросим батюшку — отпоет, — быстро сказал Самолетов. — Вне всяких сомнений.

— Конечно, — сказал священник, наконец остановивший кровь. — Это уж как полагается…

— Доволен, Кондрат? — бросил Самолетов.

— Премного благодарны, Николай Флегонтыч, — преувеличенно низко поклонился ямщик. — Только хоть и отпетого, а бросим, как собаку в снегу…

— А чем прикажешь могилу копать, когда в обозе ни кайла, ни лопаты? Да и земля — как камень. Кострами двое суток отогревать?