— Кызлас! — окликнул он тихонько. Татарин охнул от неожиданности, едва не плюхнулся носом в снег, но оглянулся и облегченно вздохнул.
Протянул руку, посыпал чем-то на маленькое пламя, оно пригасло, потом разгорелось, взвился дымок.
— Ты что тут шаманишь? — спросил поручик.
— Хуже не будет, а лучше может и получится, — ответил Кызлас без тени смущения. — У батьки все равно не получилось, значит, вашего креста он не боится…
Поручик присмотрелся. В снегу стояла оловянная тарелка, и в ней горели щепки-сучки, пересыпанные медленно тлеющими кучками чего-то непонятного.
— А этого, ты думаешь, испугается? — кивнул он на крохотный костерок.
— Да не знаю я… — татарин наклонился, посыпал еще из небольшого мешочка. — Хуже все равно не будет. Это всегда жгли против злых духов, когда оставались в одиночку в степи. Кто его знает… Добрым духом оно оказаться никак не может, только злым, из нижнего мира…
— Да уж… — с чувством сказал поручик. — Что-то не заметил я в нем ни капли доброты — одни пакости, вплоть до откровенного душегубства… Что же это за дрянь такая?
— Может, это Олтун Падерех…
— Кто-о?
— Олтун Падерех, — сказал татарин, ежась. — Золотой Демон. Про него есть старые сказки… Он пожирает железо и кровь, от этого крепнет, набирается сил, растет… Вроде бы он еще и ворует женщин… Или они сами к нему уходят…
— Ваш? — спросил поручик.
— Нет, не наш… Ты знаешь, Аркадий Петрович, бывают рассказы и бывают сказки. Есть духи из Нижнего Мира, которые в наш поднимаются до сих пор. Они не выдумка, они самые настоящие, вмешиваются в человеческую жизнь, шаманы с ними то борются, то советуются. Это рассказы. Других духов никто никогда не видел, даже шаманы. Это сказки. Олтун Падерех у нас никогда не появлялся, иначе про него рассказывали бы совсем по-другому. Про него говорится всегда: ходил вроде бы в незапамятные времена, когда в этих степях не было и прадедов наших прадедов, Олтун Падерех, Золотой Демон… Глотал золото, пил кровь, воровал женщин… Кто здесь тогда жил в незапамятные времена, старики сами не знают. Кто-то жил — остались ведь писаницы, камни, курганы… Нижний Мир был всегда, а значит, у тех, кто был до нас, должны были ходить свои духи…
— А что еще рассказывают?
— Да больше ничего, пожалуй. Ничего я больше не слышал.
Поручик стоял в задумчивости. И в гимназии, и в военном училище он, конечно, изучал курс истории — но касался этот курс (как везде, в любом университете, надо полагать) народов исторических. А к ним не принадлежали обитатели этих мест, сменявшие друг друга неоднократно на протяжении тысячелетий. Есть, конечно, горсточка образованных людей, изучивших эти тонкости, взять хотя бы фон Вейде — но их именно что горсточка, и знания такие циркулируют среди узкого круга, не соприкасаясь со всеобщим образованием… Так что он понятия не имел, как именовались, выглядели, жили даже непосредственные предшественники шантарских татар, не говоря уж о более отдаленных временах. Да и сами шантарские татары такими знаниями не обременены, ни ученых у них, ни письменности, одни сказки…