Он опять судорожно сглотнул.
– Потом слышен пронзительный, леденящий душу вой. Сигнал опасного сближения с землей. Оглушительный хруст. И – тишина.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и стало слышно, как побежала вода по трубам.
– Знаешь, как бывает, когда смотришь фильмы о дикой природе? Нет сомнений, что вот этот лев сейчас сожрет вон ту газель. И все же ты медлишь, затаив дыхание… А когда неизбежное все-таки происходит, на душе становится так гнусно! Вот и здесь то же самое. Слышишь, как эти люди из нормальной жизни проваливаются в кошмар наяву, точно знаешь, что они погибнут, – и ничегошеньки, ровным счетом ничего не можешь изменить.
– А бортовой самописец?
– Расшифровка данных займет несколько недель, если не месяцев. Уже то, что речевой регистратор проработал так долго, говорит кое-что о последовательности разрушения самолета: ток перестает поступать к самописцам, когда выходят из строя моторы и генератор. Тем не менее пока что НКБТ говорит только, что входной сигнал оборвался внезапно, во время внешне нормального полета. Возможно, это указывает на аварию в воздухе.
– Взрыв?
– Вероятно.
– Бомба или неполадки с механикой?
– Да.
Я окинула Райана испепеляющим взглядом.
– В ремонтных ведомостях отмечено, что за последние два года с этим самолетом несколько раз возникали незначительные проблемы. Стандартные детали были мо дифицированы, и какие-то переключатели пришлось за менять дважды. Впрочем, группа техобслуживания утверждает, что это в порядке вещей.
– Насчет анонимного информатора что-нибудь выяснили?
– Звонки были сделаны с телефона-автомата в Атланте. И у Си-эн-эн, и у ФБР есть записи разговоров, так что сейчас проводится анализ голоса.
Райан отхлебнул лимонада, скорчил выразительную мину и отставил стакан.
– Что нового по работе с останками?
– Разве что строго между нами. Официальные заявления может делать только Тирелл.
Райан сомкнул колечком большой и указательный палец: «Понял, договорились».
– В тканях встречаются инородные тела, а еще много травм голени и лодыжки. Это нетипично для столкновения с землей.
Припомнив пораженную подагрой ступню, я вновь невольно задумалась над этой загадкой. Райан, должно быть, понял что-то по выражению моего лица.
– Что еще не так, малышка?
– Можно обсудить с тобой одну вещь?
– Валяй.
– Тебе это покажется странным.
– Конечно, мы же всегда говорим на такие заурядные темы.
Я снова попыталась испепелить его взглядом.
– Помнишь ступню, которую мы отбили у койотов?
Райан кивнул.
– Она не подходит ни одному из пассажиров.
– По каким параметрам?
– В основном по возрасту, а я совершенно уверена, что не ошиблась в этом. Столь глубоких старцев на борту не было. Возможно ли, чтобы в самолете оказался незарегистрированный пассажир?
– Могу разузнать. У нас в армии было нормой взять в рейс попутчика, но, подозреваю, на коммерческой линии такое вряд ли выгорит. Сотрудники авиалиний иногда летают бесплатно. Это называется «холостой пробег». Правда, их в таком случае должны внести в список пассажиров.
– А ты служил в армии?
– На Крымской войне[15].
Я притворилась, что не слышала этих слов.