– Я не мерзкий, у меня просто повышенная кислотность. Так в чем проблема?
– Он слова говорит.
– Кто? Кларк Гейбл?
– Скорее всего, он, – задумчиво согласилась Лидка.
– Какие слова?
– Разные. Я даже не могу тебе передать.
– А все-таки?
– Философию гонит. Дуализм неоплатоников… – пробормотала Лидка. – Вроде загадок.
– Но у неоплатоников, насколько я помню, нет никакого дуализма. Они разрабатывали идею триады, которая преобразовалась у христиан в идею Святой Троицы, – Белецкий сладко потянулся, да так, что кости затрещали. – И я тоже могу загадать тебе загадку. Отчего в Африке выбирают больших жен? – Рудик сделал паузу. – Оттого, что они больше отбрасывают тень.
Лидка с сомнением посмотрела на своего гостя.
– Ты не мерзкий, – сказала она. – Ты просто идиот.
– Идиот, – согласился врач. – Но я раньше не был таким. Мне предназначалось поприще необыкновенное, высокое. От этого трепетало юношеское сердце, и добрый гений смеялся в вышине.
– И когда же у тебя всё кончилось? – с интересом спросила парикмахерша, не принимая в расчет его ернического тона. – Когда добрый гений перестал смеяться в вышине?
– Когда я встретил тебя, – ответил Рудольф Валентинович, – и стал делать по три операции в день. Тогда добрый гений призадумался и вскоре ушел куда-то.
– У меня тоже что-то было, – призналась Лидка. – Кто-то дышал мне в закрытые глаза, когда я спала.
– Любовник, – предположил Рудольф.
– Какой, нафиг, любовник? Я девочкой еще была, ты понял?
– Ты разве была когда-нибудь девочкой? Не верю, – буркнул Белецкий. – И когда он перестал дышать?
– Когда я встала у парикмахерского кресла.
– Не грузись ты этим. Не дышит, и ладно, – успокоил ее хирург. – Я тебе дам книгу, чтобы ты отвлеклась, – «Дао и женская сексуальная энергия».
– Кто автор?
– Не помню. Какой-то китаец. Но не Мао Цзэдун.
– А что я буду делать с этой книгой?
– Читать, – объяснил он. – Там есть глава, которая тебя заинтересует, – «Тяжелая атлетика для разработанного влагалища».
– Дать бы этой книгой тебе по башке, – мечтательно произнесла Лидка, – чтобы твои мерзкие мозги вытекли бы наружу.
– А кто тогда будет слушать твой бред про Кларка Гейбла?
– Для этого мозги не нужны. Для этого нужно сердце. И попомни мое слово: он скоро всех нас достанет. Никто не уйдет.
В комнату въехал мальчик на велосипеде:
– Мама, я писать хочу!
– Писай в штаны, – разрешила ему Лидка. – Ты в подгузниках… Только не здесь, не при нас, – прикрикнула она, видя, что мальчик начал тужиться и пыхтеть. – Езжай в коридор и писай!
Мальчик послушно завертел педалями и со скрипом выехал в коридор.
– Это очень вредно, моя дорогая, – вкрадчиво объяснил ей Рудик. – То, что ты не приучаешь малыша к горшку.
– А у меня есть время приучать? – окрысилась Лидка. – Может, ты станешь у нас жить и сажать его на горшок?
– У меня же отец на руках, – напомнил ей врач. – И то я его на горшок не сажаю. А твоего малыша тем более не буду.
Лидка хотела ответить что-то резкое, но осеклась. В комнату вошел молодой человек с бритой головой и разными глазами. В руках он держал два ведра с пресной водой, которую накачал из колонки рядом с домом. Это был Игорек, тот самый парень, который прислуживал ей в парикмахерской и говорил с озером в начале нашей истории.