— Как служится? — спрашивали жена, родственники, соседи, а порой и сослуживцы.

— Потихоньку. Привыкаю. Притираюсь. Звезд с неба не рву, но на ногах пока держусь крепко. Правда, и покою им не даю. Когда ноги работают — голова отдыхает…

— Проблемы?

— Разрешимы. Довольно часто — с помощью друзей…

— Друзья? И много?..

— Есть! Друзей, как и денег, много не бывает…

— Счастливый человек!

— Может быть… В жизни все может быть!

В беду падают, как в пропасть, вдруг, но в преступление сходят по ступеням.

А. Бестужев-Марлинский

Иван Дурнев возвратился в свою деревню с фронта после ранения в сорок четвертом. Повезло мужику остаться живому в мировой мясорубке, когда десятки миллионов Иванов, Гансов, Майклов и Жаков остались лежать в земле, как в своей, так и в чужой. Сразу же женился, взяв в жены односельчанку Марию. Красавицу и сироту — ее отец погиб еще в начале войны. Через год у них появился сын Павел. Жилось трудно и голодно. Когда Павлику исполнилось одиннадцать лет, переехали на постоянное место жительства в районный центр Обоянь. Мальчик в школе учился слабо. Несколько раз оставляли на второй год. Отца это мало беспокоило.

— Ничего, — говорил Иван на сетования преподавателей и жены, — вырастет, научится «коровам хвосты крутить». Я с двумя классами, но живу: и войну прошел, и быка от коровы отличаю, и лошадь запрячь умею. Коровьи лепешки убирать — ума много не надо. Бери больше — кидай дальше! Пока летит — отдыхай! Вот и вся наука. Вырастет — выдурится. На фронте я на ученых нагляделся: как бой, как атака, так их, интеллигентов мягкотелых, в первую очередь выбивает. Все вперед рвутся!.. Другие, поглупее, и отсидятся, и отмолчатся, а эти все вперед спешат!.. И гибнут, как мухи.

Работал Иван скотником на соседней ферме, поэтому все разговоры у него сводились к коровам, которых, впрочем, как истинный крестьянин, любил и не обижал. Еще — к навозу, как неизбежному продукту жизнедеятельности коровьего организма. Конечно, кроме молока…

Говорить-то говорил, но, в целях профилактики, частенько порол нерадивое чадо ремнем. Особенно рьяно, когда «закладывал за воротник». К чести Ивана стоит сказать, что «закладывать» ему приходилось редко. Ежедневная работа и постоянное безденежье — не лучшие стимуляторы для частого «закладывания».

Мать жалела единственного сына и как-то после очередного упрека директора школы отвела Павлика в рай-больницу.

«Олигофрения в степени дебильности, — констатировали местные эскулапы. — Но это не страшно. Мальчик тихий, спокойный. С таким диагнозом сейчас много».

Мать успокоилась и больше к врачам не обращалась.

С горем пополам окончил Павлик семь классов. А тут и время подошло служить в армии. Отслужил в стройбате. Автомат только в день присяги дали подержать. Зато лопатой и киркой поработал вдоволь — первый год мозоли с ладоней не сходили. Даже почетную грамоту со службы привез за доблестный труд. То-то мать радовалась.

Жить с родителями в тихой провинциальной Обояни, Павел не захотел. Весной тут не только буйное цветенье яблоневых садов, но и грязи по уши. Осенью — грязи еще больше. Никакие яблоки того не компенсируют…