В СВОЮ ПОСТЕЛЬ И УМЕРЛА / ПОСЛЕ ПРОХОЖДЕНИЯ ТОВАРНОГО ПОЕЗДА, ОКОЛО 21.30 ВЕЧЕРА, НА РЕЛЬСАХ БЫЛИ ОБНАРУЖЕНЫ ИСКАЛЕЧЕННЫЕ ТРУПЫ ДВУХ МОЛОДЫХ ЖЕНЩИН, О ПРИЧИНАХ НАХОЖДЕНИЯ ЭТИХ ДВУХ МОЛОДЫХ ЖЕНЩИН В СТОЛЬ ПОЗДНИЙ ЧАС НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ ПОЛОТНЕ НИЧЕГО НЕ ИЗВЕСТНО / ПОСЛЕ УБИЙСТВА МОЛОДОЙ ДЕВУШКИ НЕКИЙ ЧЕЛОВЕК ПРИШЕЛ К МАТЕРИ ЖЕРТВЫ И ОБВИНИЛ В ЭТОМ УБИЙСТВЕ СЕБЯ, СКОРО ВЫЯСНИЛОСЬ, ОДНАКО, ЧТО ПОКАЗАНИЯ ЭТОГО МУЖЧИНЫ БЫЛИ ЛОЖНЫМИ, ТАК ЧТО ПОЛИЦИЯ

ся меня зять, и вот вам, пожалуйста, и нездоровье, не говоря уже о беспокойстве за мужа: меня тревожили мысли о тихом омуте и все чаще охватывало опасение, что он, чувствуя себя лишним в этой жизни, вдруг из нее исчезнет. Я не смею произнести это, даже сейчас я все еще не смею себе в этом признаться, но меня охватывал буквально необузданный страх всякий раз, когда я должна была войти в его каморку. И поэтому я предпочитала посылать туда девочку - когда ужин был готов, я обычно велела девочке, чтобы она позвала его. Я слышала, как она поднималась по лестнице... открывала дверь... тут я замирала, пытаясь сдержать ладонью дикий стук сердца... с ужасом ожидая ее нечеловеческий крик. Только когда она возвращалась, небрежно бросая, что он скоро придет, - только тогда бешеная колотьба моего сердца постепенно стихала. Иногда в его отсутствие я все же заставляла себя зайти к нему, чтобы посмотреть на стены, которые он видел ежевечерне, я заставляла себя даже поразмышлять о заметках, которые он собирал, - и плакала. Я проливала тихие, безучастные слезы обо всех собранных им трупах, обо всех этих болтающихся в петле мертвецах, обо всех этих... наложивших на себя руки. Так что мне вполне хватало с чего заболеть! Раздражения не было куда там! - я чувствовала себя пойманной крысой. Мне хотелось сбежать от этого состояния куда угодно, и в то же время я отлично понимала, что это беременность, так что бежать некуда. Я оказалась прикованной к раковине, мне было тоскливо и тошно, а добивало то, что девочка тут же прибегала и впивалась в меня взглядом, как в выставленного на ярмарке зверя. Я была для нее экзотической диковинкой, курьезом - чем-то новеньким, с чем она должна была ознакомиться - продегустировать и насладиться. Я ненавидела ее, потому что она слишком много знала и слишком много наслаждалась. Я помню, как в один вечер он вернулся домой, а я снова была прикована к раковине. Я стояла абсолютно беспомощная, первый раз в жизни чувствуя себя животным. Все, прежде возвышавшее меня над животными, было сломано. А сила воли, которая была мне присуща, сила, которой я поднимала себя над собственной животной природой, та сила, которую люди вкладывают, чтобы прорубить джунгли и построить на расчищенных местах города ("каменные джунгли", - обычно вворачивала она), - эта сила воли была во мне сломлена. Я знала - да, это я знала, - что всегда стояла ступенью выше, чем вереница всех этих безвольных и подавленных, тоскующих, как животные, по первобытному состоянию жизни, от которого люди освободились. Теперь, опустившись (хотя и на одну ступеньку), то есть сломавшись, я чувствовала