ПРИБЛИЖЕНИЕ ПРОХОЖИХ ЗАСТАВИЛО ИХ БРОСИТЬСЯ НАУТЕК / В РЕЙСОВОМ САМОЛЕТЕ ОДИН ИЗ ПАССАЖИРОВ, ВНЕЗАПНО ВСТАВ, ПОДОШЕЛ К ПИЛОТУ И СПРОСИЛ ЕГО: ВЕРИТЕ ЛИ ВЫ В БОГА? КОГДА ЛЕТЧИК ОТВЕТИЛ УТВЕРДИТЕЛЬНО, ЧУДАК ПРОДОЛЖАЛ: НУ ТАК УЙДИТЕ, И ПУСТЬ ВЕДЕТ САМOЛЕТ ОН, ЭТОГО МУЖЧИНУ УДАЛОСЬ ВЫТОЛКАТЬ ИЗ КАБИНЫ ОБРАТНО, НО НЕ УДАЛОСЬ ВОСПРЕПЯТСТВОВАТЬ ТОМУ, ЧТО ОН РАЗБИЛ ТРИ ОКНА И ВЫБРОСИЛ БАГАЖ / КОГДА НА УЛИЦЕ ЗАИГРАЛ ОРКЕСТР, 2-ЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА РУХНУЛА

сцену своими проклятыми зенками? Нет, лучше всего помалкивать, и пусть все идет, как идет: вечером просто надо выйти туда - в садик, я имею в виду - и сказать ему, чтобы он это прекратил, сказать, что я боюсь всего этого. И вот наступает вечер, и я иду туда, я должна с этим покончить, но, как только я вижу его, мгновенно понимаю, что влипну еще больше, что я все больше сбиваюсь с единственного верного пути.

Я вижу: как зверь, он поджидает свою любовную добычу, и мне понятно, что разговоры бесполезны, что он не будет слушать никакие слова, а просто набросится на меня, как зверь. И вот, еле сдерживая плач, я оказываюсь в крепком кольце его рук. Единственное, что я знаю теперь: все должно было бы произойти по-другому. Там, в доме, ему следовало бы вести себя иначе, а девчонку не надо было и в дом брать, и все должно было быть иным, а сейчас мы все вступили на путь, который становится роковым. Я не умею выразить, но чувствую это - все идет по ложному пути, ничего общего не имеющему с тем, который простирался перед моим взором в мои пятнадцать, а рядом был отец... Даже не знаю, что произошло там, в садике - не знаю, потому что и знать не хочу. Помню только, что происходило это с плачем - слезы текли у меня по щекам, потому что я не в состоянии была их всех вернуть на путь, который является единственным и безопасным и потому что они все безнадежно блуждают без цели, без объединяющей цели - только в поисках животного удовлетворения. Странно: ты плачешь из-за всего этого, а в то же самое время на тебе лежит мужчина, который как раз ищет животное удовлетворение. И что уж в этом такого, прямо не знаю, умопомрачительного - ну, лежать на траве, ну, быть на эту траву поваленной, ничего такого уж завлекательного во всем этом нет. Избавившись от мужчины, вся в слезах, я ринулась назад, и в этом моем слепом, немом и заплаканном рывке - домой, через темный садик, - напоролась горлом на бельевую веревку. Не знаю, как долго я пролежала на земле, пока наконец мой муж не вспомнил, что у него есть жена, и не вылез из своей каморки. После я занемогла, то есть, как выяснилось, забеременела, - и чем больше я надеялась и молилась, чтобы произошедшее оказалось случайностью, со временем целиком теряющей смысл, тем больше оно разрасталось в неотступный ужас. Более того, оно росло внутри меня самой - как все более веский укор. Долго я внушала себе, что это лишь временное недомогание, и было с чего: все-таки существовал целый ряд сильно обременявших меня обстоятельств - эта девочка со своими нездоровыми вопросами, потом само дело, которое все тяжелей повисало на одних только моих плечах, да вдобавок еще этот постоянно домогавший