– Глубоко в тылу противника? – задумался я, нахмурившись. – Да меня же сшибут ещё на подлёте, тут ночью нужно вывозить, а не днём.

– Не доживут раненые до вечера, сейчас их нужно.

– Хорошо. Какие сигналы опознания?

– Две красные ракеты. И да, туда будет ещё один самолёт отправлен того же типа, что и у тебя, только от другого госпиталя. Там тоже есть ожоговое отделение. Кроме ваших самолётов там никто не приземлится и не взлетит.

– Понял… Вопрос есть. Если они в тылу и отрезаны от снабжения, не стоит ли мою машину использовать для доставки припасов, остро необходимых им?

– Хороший вопрос, я уточню у командования начёт него.

– Ну, я полетел?

– Удачи, – кивнул тот.

Добежав до самолёта, я забрался в кабину и с помощью дежурного механика запустил мотор. Тот уже был развёрнут, так что, выкатившись на взлётную полосу и после недолгого разгона, поднимая за спиной клубы пыли, я поднялся в небо и, слегка довернув, полетел к танкистам, что ожидали помощи. Выше ста метров я не поднимался. Внизу виднелись войска, а дальше передовая. Не долетая, я поднялся на километровую высоту и перелетел линию фронта. Судя по стуку, редкому, по самолёту всё же стреляли, но в меня не попали. Дальше я снизился и так на бреющем оказался на месте. Почти сразу я обнаружил четыре дымившихся на дороге «тридцатьчетвёрки». У одной башни не было, снесло детонацией боекомплекта. Одно радовало, не зря погибли танкисты, у противника позиции замаскированной противотанковой батареи были перемешаны с землёй, да дымили два танка, вкопанных в землю по самую башню. Тут я и обнаружил часть танкистов, что с десантом захватили мост, он чуть дальше был, и тут же, когда взлетели в небо две красные ракеты, я обнаружил обломки разбитого самолёта. Такого же По-2, как и у меня. Тот второй, похоже, не долетел. Посадка прошла удачно, несмотря на отвратительное качество дороги, на которую пришлось заходить, и, развернувшись, я не стал глушить мотор, а пронаблюдал, как из подъехавшего грузовика, трофей, похоже, стали выгружать раненых. Пришлось помочь, открывая грузовой отсек и показывая, как укладывать. Вместились двое раненых, те только стонали в забытье, отчётливо запахло горелым мясом, соляркой и ещё чем-то. Танкисты были, остатки комбинезонов были прижжены к коже, это уже работа для хирургов. Ещё один раненый устроился сидя на месте врача.

Медик, что был с десантниками, сообщил, что трое не дождались моего прилёта, а этих у меня хоть есть шансы довезти. Кстати, лётчик-китаец второй машины был жив, его подбили где-то тут рядом, отчего тот, скажем так, рухнул на землю рядом с дорогой. Сам остался жив – помят, но не более. Он тоже подбежал, взвалив на плечо парашют, и попросил довезти его до наших. Места не было, но вдвоём мы еле-еле втиснулась в кабину. Парашют он на крыле закрепил, не хотел бросать подотчётное имущество. В общем, взлететь мы смогли, хотя и с трудом, неудобно управлять, да ещё этот парашют на аэродинамике сказывался, тянуло влево. Подняться я успел на полтора километра, когда мы благополучно пересекли линию фронта, после чего пошли вниз, до госпиталя было не так далеко, час лёта. Всё бы нормально было, но китаец пару раз пытался взять управление у меня, пришлось серьёзно намекнуть ударом локтя под дых, что этого делать не стоит. Больше не мешал управлению. Дальше, после благополучной посадки, китаец с парашютом куда-то делся, а я сразу доложился особисту, который подошёл с санитарами. Тот выслушал мой доклад, нахмурился, узнав о потере одного санитарного самолёта, и направился к привезённому мной лётчику. Раненых уже унесли, в операционные. Мне же не до этого было, осмотрел машину, найдя пулевые отверстия, видимо южане из винтовок по мне палили, терпимо, потом, пока проводил обслуживание, заправщики залили топливо, поэтому сообщил особисту о моём втором рейсе – успею, – тот дал добро, и я снова поднялся в небо.