Гай еще мгновение помедлил, соображая, что делать с Долбушиным. Мягкое лицо его оформилось, обрело четкую форму, а поднятая рука, так и не опустившись, предостерегающе качнулась.

– Не стрелять! Мы с Альбертом Федоровичем постоим тут, понаблюдаем за рогриком. Не так часто мир летит в тартарары. Не правда ли, Альберт?.. И, кстати, держитесь от меня не ближе, чем сейчас! Придвиньтесь на шаг – и вас застрелят.

– У вас же кабан! – напомнил Долбушин.

– Это да. Уникум. А у вас первосущность, тоже вещь неслабая… – Гай покосился на зонт. – В общем, не будем играть в русскую рулетку. Лучше просто постоим посмотрим.

Долбушин повернулся, проверяя, насколько близко рогрик. И опять, стоило ему взглянуть на него, виски сильно заныли и в голову полезли жуткие мысли.

– Не смотрите туда! – сказал Гай. – Вы давно не проходили через болото, Альберт Федорович, правда? Вот и потеряли навык отличать реальное от внушенного. Скажи вам кто, к примеру, что я медуза, вы и поверите.

Долбушин покосился на лоб Гая, который все никак не мог затвердеть и дрожал как холодец.

– Так что? Останавливаем рогрика? Ну! Решайтесь! – предложил он.

Гай секунду подумал и покачал головой:

– Что-то я не вижу Кавалерии в кокошнике и с обломком закладки на подносе. Хлеб и соль, и все такое прочее! Где гарантии, что вы ее убедили?

– А где гарантии, что рогрик наш союзник?

– О, они существуют, Альберт! Рогрик – одна большая ползущая гарантия. Даже если б я передумал – не передумали бы эльбы. Рогрик – некий коллективный рой с единым разумом. Боюсь, нам с вами этим разумом уготована роль статистов…

– Мой зонт может убить рогрика! – задиристо сказал Долбушин.

Гай озабоченно коснулся своего гнущегося лица. Он, как видно, совсем утратил над ним контроль, и это его тревожило.

– Допустим, даже так, хотя никто не проверял! Но что это решит? – заметил он.

– Почему не решит?

– Псиос. Понимаете, Альберт? Одно дело, если рогрика убьют шныры, и совсем другое – если на него нападем мы. Мы, как я уже сказал, статисты и наблюдатели. Только в этом контексте нас терпят и подкармливают… Как только мы забудемся – нас просто прикончат. Почти в каждом из нас сидит эльб, способный сразу оборвать нить нашей жизни… Ах, ну да! В вас же эльба нет! Вы его заморили своей правильностью! Простите, Альберт, но вы нетипичны. Поэтому вас убьет кто-нибудь другой.

Джип с прожектором подъехал и остановился рядом с ними. В его открытом кузове, опираясь рукой о кабину, стоял Кеша Тилль – душа-человек, как называли его берсерки. Всегда готовый выручить многочисленных друзей псиосом или деньгами, грубоватый, расслабленный, лучащийся мужской уверенностью, с мощной фигурой, уже неуловимо начинающей тяжелеть.

Руки Кеши Тилля лежали на прикладе мощного арбалета. Не вцеплялись, не переводили его нервно с одной цели на другую. Они почти скучали на арбалете, но чувствовалось, что обращаться с оружием эти руки умеют. Рядом находился и другой стрелок, тот, что дежурил при арбалете постоянно – лысый, татуированный, неприметный на вид, способный по четыре часа терпеливо выцеливать какой-нибудь скучный промежуток между тучами. Трудное это умение – смотреть без мысли, без скуки, в готовности сразу, едва появится цель, спустить курок.