Юрий Яковлевич, старший ординатор отделения и одновременно с этим парторг больницы, решил прокапать больному с кахексией для восполнения потерь сложную смесь, в которой должен был присутствовать этанол. Юрий Яковлевич пришел в ярость, не найдя этого самого важного компонента в чистом виде ни в одной из трех банок в нашем отделении. Гнев нашего парторга был так убедителен, что подхалимка Надька с перепугу прекратила портить продукт и стала наливать под завязку, почти как положено.

И тогда спирт пошел навынос литрами.

— Тащи спирт, салага, время идет!

Я изобразил на лице смятение и выразительно взглянул на Ваню. Он ведь должен понимать, к чему это может привести! Но тут Иван опять меня удивил. Точно так же, как Витя Волохов, он возбужденно стал потирать руки, а самое главное, взгляд у него стал каким-то особенным, можно сказать — азартным. Никогда прежде я этого у него не замечал.

— Ага, точно! Время идет, Алексей! — воскликнул он. — Пока блок не завалили, давай по граммулечке тяпнем!

Вот не нужно было Ване в обед наливать!

И тут я проявил малодушие. Вообще, вступать в конфликт с большинством — это не мой сюжет. Я же не Чацкий, в самом деле!

И вообще чего уж такого, если я тяпну вместе с Витей и Ваней по граммулечке, пока нету больных. Когда такое еще будет.

А то пашешь как проклятый за копейки, света белого не видишь. Все ровесники давно на четвертом курсе, а я тут судна таскаю, полы мою. Сыну Роме уже полтора года скоро будет, а я с ним времени толком не провожу, что из него вырастет? Тут недавно вышел на улицу, все такие веселые, нарядные, а у меня тринадцать суточных дежурств в этом месяце, даже в кино некогда сходить.

А когда смена подходит к концу, я уже весь неживой, в животе дискомфорт от выпитых на дежурстве пяти литров пустого чая, и в глазах от вечного недосыпа рябит. И получаю я от своей любимой Суходольской отнюдь не благодарности, а исключительно тумаки на всех утренних конференциях. И зачем мне все это сдалось, да еще по доброй воле? Стал бы лучше химиком, как мечтал в восьмом классе, учился бы сейчас в МГУ, ни забот, ни хлопот.

А ехать после бессонного дежурства мне в Тушино, весь путь почти без сознания, да еще всегда в давке и стоя, потому что, даже если сесть удается, обязательно какая-нибудь сволочь уже на следующей остановке меня должна растолкать, чтобы я место уступил. И пока доберешься до дому, тут уже и вовсе ничего не соображаешь, а мне ведь еще нужно учебники, будь они прокляты, читать. Но какая тут подготовка в институт, если утром к половине шестого вставать и на очередные сутки на Каширку ехать? У меня от такой жизни каждую осень язва кровить начинает. С одной стороны, всякий раз на год дают отсрочку от армии, а с другой — ведь так и загнуться недолго.

И за все это время, что я тут работаю, первый раз такое, что блок пустой. Могу я, в конце концов, немного выпить и поговорить со своими друзьями? Я же не алкаш из подворотни!

Мое секретное место находилось в стояке, напротив второго блока. Там стояло ведро со шваброй и был сколочен стеллаж для пустых аптечных банок. А под потолком имелось небольшое пространство, и, если встать на нижнюю полку стеллажа и туда просунуть руку, можно нашарить мою банку, а сейчас даже две. Да, две пол-литровых стеклянных банки, полных спирта. Все никак домой не заберу. Я цапнул одну, опустил ее в карман халата, вздохнул и вернулся в «харчевню».