— Вышка повалилась ретрансляторная! Говорят, скоро подымут. Когда трясло, она и вылетела с корнем. До тех пор — никакого телевизора!

— Это надо же! — всплеснула руками Анна Павловна.

— Заходи, Толя, что стоишь, — упершись руками в поясницу, Нина Прокофьевна трудно поднялась на ноги. — У меня пирожки, для внуков пекла.

— Спасибо… — Анатолий дыхнул в кулак, закашлялся и замотал головой. — Не голодный! В Мантурове накормили.

— К своей что ли ездил? — прищурилась Ангелина Степановна, не замечая укоризненного взгляда Анны Павловны.

— Угу, — Анатолий неопределенно качнул головой и на всякий случай крутанул ручку газа, намекая, что разговор затягивается, и что ему пора бы ехать.

— А может, мерзавчик налить, а, Толь? — хозяйка дома, кряхтя, двинулась к шкафу с пыльными стограммовыми гранеными стаканчиками.

Тот дрогнул, но устоял. Будь сейчас утро, он вряд ли был так несгибаем. Но время легального опохмела миновало, и перед мысленным взором Анатолия маячил костлявый призрак запоя. Именно железный принцип: больше трех дней подряд не пить — позволял ему изящно балансировать на грани алкоголизма все эти годы, пока его одноклассники и сослуживцы самозабвенно отдавались белой горячке.

Нина Прокофьевна пожала полными плечами и уселась обратно. Анатолий взял под козырек и отчалил, оставляя за собой рваные облачка сладковатой бензиновой гари. Дочь с зятем и оба внука — городские, приехавшие к бабке на каникулы — ушли купаться на речку и вернуться должны были только к ужину. Пирогов Нина Прокофьевна успела напечь с утра, картошку ставить на огонь было еще рано: оставалось время для умственной деятельности.

— Все врет, — высказалась она.

— Про кралю свою? — встрепенулась задремавшая Ангелина Степановна.

— Вообще все, — категорично заявила Нина Прокофьевна. — Не был он в Мантурове.

— А где же он был? На мотоцикле ведь ездил.

— Вчера дождь шел? Шел. Там от Грязева до Мантурова дорога — колдобина на колдобине, после дождя не лужи, а болота настоящие. А мотоцикл чистый у сукина сына, — разоблачила авантюриста Нина Прокофьевна. — Значит, дальше Грязева не уехал.

— Да что ему в Грязеве сдалось? — Ангелина Степановна пригладила шерстяную юбку. — В Мантурове у него девка хотя бы, учительница тамошняя.

— Поругались они, — авторитетно возразила Анна Павловна. — Как ты не знаешь?

— Да когда же они успели? На той неделе же ездил к ней…

— Ничего не ездил. Он уж у ней месяц не был! Скажет — к Наташе, а сам — в Грязево.

— А в Грязеве — то что?

— Дружок там его, Витька рыжий. На лесопилке работает. Сидел который.

— Да что я, Витьку не знаю? — уличенная в некомпетентности, Анна Павловна попыталась восстановить позиции. — Кто мне дрова-то зимой привозил?

— С Витькой и пил. Точно, — с прокурорской убежденностью заключила Нина Прокофьевна.

— Тебе Танька, что ли, доносит? — нахмурилась Анна Павловна.

У хозяйки в рукаве имелся козырь: почтальонша, всех бабок открыто презиравшая, в проницательной и подозрительной Нине Прокофьевне видела себе равного и иногда делилась с ней сплетнями о грязевской и мантуровской жизни. Плохо только то было, что в этом году деревенские ни на что не подписывались, а пенсия, как ни старались партия и правительство наладить выплаты, до Борисовки доходила не чаще, чем раз в два месяца. Июньская же задерживалась и того больше, а об августовской можно было вообще не мечтать.