— Да, месье комиссар. Алекс Мошкарин. Приехал из России год назад. Из Пензы.
— Чем он занимается?
— Работает в порту. За сдельную плату моет катера и яхты. Свободное время проводит с русскими…
— Может, хотите кофе? — вновь привстал Мошкарин.
— А у вас что, сыром пахнет? — проигнорировал его предложение комиссар. — Очень изысканный запах… Напоминает камамбер.
Перес побагровел. Мошкарин произнес извиняющимся тоном:
— Скушали уже! Голодные были. Мсье Перес вот голодный пришел…
Перес побагровел еще больше. Пришел он как раз сытый. Кушал пулярку и гусиный паштет.
— Вот кофе… — вновь предложил Мошкарин. Он чувствовал, что Перес недоволен, и с радостью покинул бы комнату.
— Не надо, — отмахнулся комиссар. — Рассказывайте лучше, что стряслось.
— К нам прибыл Троицкий, — Анри Перес кивнул на Мошкарина. — Алексей мыл его яхту.
— Троицкий… Троицкий… — задумался комиссар. Напряжение мозговых извилин придало ему очень важный вид. — Тот самый?.. Большой негодяй?
— Именно. Тот самый, что объявлен в международный розыск как организатор убийства. Русский бизнесмен.
— И что же он у нас делает? — искренне удивился комиссар.
— Таблетки глотает, — пояснил Мошкарин.
— «Экстази»?.. Я слышал, что у вас в России это до сих пор еще модно…
— Нет, вроде от головной боли…
— А кто прибыл с ним?..
— Трое. Все русские. По виду — бандиты.
— А что у вас с зубами? — неожиданно сменил тему комиссар.
Мошкарин смутился. За него ответил Анри:
— То же, что у всех русских, — плохие дантисты!
— Он ведь, кажется, в Португалии живет? — вновь перескочил на Троицкого гость.
— В Сан-Теотониу, — пояснил Перес. — На своей вилле. Португальцы отказали России в экстрадиции.
— Да-да, я помню из газет… Кажется, Троицкий объявил себя жертвой политического режима…
На самом деле комиссар ничего такого не помнил и газет отродясь не читал. Информацию к сегодняшней встрече готовили для него помощники. Спрашивая, «что стряслось», комиссар прекрасно знал тему разговора. И агент Перес знал, что комиссар знает. И Мошкарин понимал, что первый знает, а второй знает, что первый знает. Так что беседа походила на плохой водевиль.
— Там у них все кому не лень — жертвы политического режима, — добавил комиссар и ухмыльнулся так, что стало видно его язык: очень большой и розовый.
Перес разозлился. У него накопилось немало претензий к русским и, конечно, не было больших симпатий к русским преступникам. Но к русскому политическому режиму у него претензий было еще больше. Потому что именно этот режим отобрал когда-то у дальних предков Переса много недвижимости и сельскохозяйственных угодий. Не считая наличных денег и ювелирных изделий. Комиссару, однако, возражать не полагалось. И Анри сказал:
— Совершенно верно, месье комиссар. Вот португальцы и испугались. Шума не захотели.
— Ну так арестуйте его!.. Нам бояться нечего. А экстрадиция — это уже не наши вопросы.
Этого Анри не ожидал. Комиссар прекрасно знал, что с арестом Троицкого могут возникнуть проблемы. Но он и тут прикинулся дурачком, перекладывая решение на Переса. «Жирный трус», — подумал Анри, а вслух произнес: