Мой мокрый медведь сидит в машине Макара, еле уговорила его не забирать меня с пар. Кайсынову за пропуски ничего не будет, ему их ставить побоятся, а мне нужно учиться и желательно получать стипендию, а то придется действительно найти подработку.

— Что за фигня происходит? — рядом плюхается Славка. Первая пара скоро закончится, но ему можно опаздывать, будущим чемпионам универсиады многое позволяется. Друг на меня не смотрит, чувствую его недовольство. Плечи напряжены, губы поджаты, костяшки на пальцах побелели от того, что он сжимает руки в кулаки. Несложно догадаться, что и до него дошли слухи. Со Славкой мне меньше всего хотелось ссориться.

— Спроси прямо, не нужно вот этого всего, — он единственный, с кем я более-менее открыто общаюсь. Меня даже его похабные шутки перестали цеплять. Я относилась к Сахарову с дружеской симпатией, хотелось бы не потерять его.

— Ты с Кайсыновым? — прямой вопрос, острый взгляд в лицо. На нас стали обращать внимание соседние парты, но Славка резко одернул любопытных: — Лекцию слушаем, препод у кафедры стоит!

— Вроде того, — как грамотно подать информацию, в которой сама до конца не уверена?

— Вроде того? — сквозь сжатые зубы.

— Что ты от меня хочешь услышать? — опуская голос, будто виновата в чем-то.

Он ведь знает, что с Кайсыновым невозможно договориться, тот не спрашивает и не упрашивает. Макар видит цель, не видит препятствий. Я была его целью. Так получилось, что я быстро сдалась, но ругать себя за это не могу. Невозможно не обратить на Кайсынова внимание, невозможно быть к нему равнодушной, он своими словами, поступками выбивает почту из-под ног, держит в тонусе эмоции и чувства, тревожит, возбуждает…

Преподаватель не замечает, что на задней парте происходит напряженный диалог, он не отрывает своего взгляда от интерактивной доски, на которой расположены графики. Звенит звонок, все расходятся, мы остаемся в аудитории. Славка все еще злится, молчит. Я просто чувствую, что не должна сейчас уходить, очень многое зависит от того, как мы поговорим.

— Тебе это нужно? Ты же не тупая курица, как эти, — кивнул он на студенток, покидающих аудиторию, последней выходила Марфа, бросила непонятный взгляд в нашу сторону, прежде чем закрыть дверь с той стороны.

— Слав… — не полным именем назвала, а он не поправил. Значит, не чужая для него, в свой мир впустил. Никому он не позволял имя его сокращать. — Хотя бы ты поддержи.

— Я боюсь, что он тебя сломает, Рыжик, а я сделать ему ничего не смогу, — бьет кулаком по парте.

— Ты можешь остаться моим другом, — беру его руку и разжимаю кулак.

— Если мне не грозит оказаться между твоих красивых ножек, выбора не остается, — возвращается мой похабный товарищ, на лице улыбка, хоть глаза все еще печальные.

— Спасибо, — искренне, потому что Славка действительно клевый. Я Марфу потеряла и не расстроилась почти, а с ним – испугалась, что отвернется.

Сахаров обнимает за плечи, прислоняет мою голову к своей широкой груди. Я не чувствую мужского интереса, обычный дружеский жест. Мне уютно, легко, ничего не напрягает. Славку я чувствую, в какой-то момент он перестал быть раздражающей занозой, стал близким товарищем, на которого я могла положиться.