— Верно. Но не у всех под угрозой оказалось дело их жизни, дающее средства к существованию. Так что это обстоятельство выводит ваше имя в списке подозреваемых на первый план.

— Вы зря теряете со мной время.

— Не думаю. Я слишком часто ловил вас на обмане.

— Я объяснила вам происхождение папки с материалами из прессы.

— Я и не эту ложь имел в виду, — сказал он.

— Тогда что же? Ваша подозрительность убивает меня.

Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Темный костюм сидел на нем отлично. Шитый у портного пиджак аккуратно облегал поджарый торс, и на брюках не было ни единой морщинки. Какое было бы наслаждение, если бы она могла сосредоточиться только на его бесспорной привлекательности, как поступили бы на ее месте многие женщины.

Но Клэр смотрела на него глазами испуганного ребенка. Она не могла думать об этом человеке отвлеченно от той системы, которую он представлял. Клэр слишком рано научилась ее бояться, ненавидеть, сопротивляться ей. Свою антипатию она перенесла и на Кассиди.

Как смеет он копаться в горестном прошлом ее матери? Оно оставило в Мэри Кэтрин такую глубокую скорбь, что, для того чтобы выжить, ей пришлось заточить себя в мире грез. Ее иллюзии были окрашены в розовый цвет, но защищали надежнее железных ворот. Вот уже тридцать лет они оберегали ее от сердечных мук и всеобщего презрения. И было бы несправедливо выставлять напоказ незнакомому человеку ее горести, чтобы заставить ее переживать их заново.

Кассиди был уже около двери. Правая рука его легла на защелку. Клэр понимала, что испытывает его терпение, но ничего не могла с собой поделать.

— Вы блефуете, — ядовито заметила она. Он резко обернулся и быстро подошел к ней.

— Вы же говорили мне, что никогда не встречались с Джексоном Уайлдом.

Он вдруг схватил ее за волосы и, зажав их в кулаке, запрокинул ей голову. Приблизив к ней лицо, он заговорил быстро и тихо, настойчиво и уверенно:

— Вы вовсе не коротали «тихий вечер дома» в день убийства. Я получил несколько видеопленок от местной компании кабельного телевидения, которая была нанята для документального освещения нью-орлеанского крестового похода Уайлда. Одна из пленок была с записью его последней службы. Запись была сделана полностью. Когда Уайлд в заключение своей проповеди пригласил желающих подойти к нему, сотни людей бросились к подиуму со всех уголков собора. В числе первых, кто подошел к священнику, была молодая женщина, которая пожала ему руку и заговорила с ним.

Кассиди в упор глядел на Клэр, словно пытаясь запечатлеть в памяти выражение лица женщины. Затем отпустил ее волосы и вышел, бросив через плечо:

— Это были вы, Клэр.

Зазвонил телефон, и Андре Филиппи виновато вскочил, захлопнув ящик стола. Звонок был словно укор, напоминавший, что Андре любуется фотографией своей возлюбленной в рабочее время. Он взял трубку и бодро и деловито представился.

— Чем могу служить?

— Bonsoir[3], Andre.

— Bonsoir, — ответил он уже более мягким тоном, мгновенно узнав этот голос, хотя он был тихим и сдавленным. — Как ты?

— Все еще не могу прийти в себя после случившегося на позапрошлой неделе.