Я обнаружил, что и с Ильзой отношения стали гораздо лучше. Трудно даже вспомнить, как она сводила меня с ума в Англии. (Я хотел написать «дома», но вспомнил, что теперь наш единственный дом здесь, и вряд ли будет другой.) Она стала готовить, и хотя готовит не так хорошо, как Швейцба, но с каждым разом все лучше. И, конечно, Швейцба готовила не из ограниченных ресурсов и не на примитивной нефтяной печи в тоннеле.
В одной из экспедиций мы нашли одиноко живущего человека, и папа решил попробовать снять его шапку. Нам пришлось связать его, и он жалобно кричал. Но когда мы уходили, он последовал за нами, и папа позволил ему присоединиться к нам. Его зовут Карл, и ему около двадцати пяти лет. Хотя физически он силен, но может делать только простые вещи и под наблюдением. Иногда он плачет без всякой очевидной причины. Мы не знаем, всегда ли он был умственно отсталым или это произошло, потому что мы сняли шапку. Но мы решили больше этого не делать.
Да и не смогли бы, даже если бы захотели. Поздним летом в долину пришел трипод и остановился возле деревни Караман. С наблюдательного пункта мы следили за происходящим. Целый день процессия людей в шапках двигалась к триподу. Щупальце поднимало их одного за другим в капсулу и через несколько минут опускало на землю. В бинокль мы видели, что вместо черных шлемов на их головах теперь блестело серебро.
Энди догадался, что триподы заменяют временные шапки постоянными. Он оказался прав: в следующей экспедиции мы нашли мужчину и женщину, обоих с серебряными шлемами. Ужасно было то, что серебряная часть оказалась сеткой, вживленной в тело. Отныне шапка оставалась на всю жизнь; по-видимому, со временем она останется и на черепе.
Именно тогда папа сознательно выработал политику набора молодых людей, на которых в этот год должны надеть шапки. Мы никого не заставляли силой, хотя в таких обстоятельствах это было бы оправданно; для собственной безопасности мы не могли принимать колеблющихся. Пока из пяти, кому мы это предложили, согласился только один – мальчик по имени Ханс. Очевидно, нелегко оставить родителей, удобный дом и присоединиться к банде грабителей, но все же нас угнетает, что так мало соглашаются.
Мне кажется, что мальчики рискуют охотнее, чем девочки. Двое из отказавшихся были мальчики, и оба колебались, в то время как девочки отказывались наотрез. Я сказал нечто в этом роде Анжеле и тут же получил. Она не менее любого мальчишки готова на риск, и нечестно, что папа отказывается брать ее с собой в экспедиции. И как насчет Ханны, которая первой присоединилась к нам? И вообще, сказала Анжела, счет мальчиков и девочек, присоединившихся к нам, равный.
– Ханна – совсем другое дело, – сказал я.
– Неужели? – презрительно спросила Анжела. – Потому что она тебе нравится? Но от этого она говорит не лучше. – Чтобы закончить разговор, я отошел в свой угол тоннеля, думая, что временами Анжела становится невыносимой. Конечно, она растет, у нее был восьмой день рождения перед самым нашим отъездом из Англии, а девятый уже скоро. Я должен был согласиться, что она умна – если быть честным, немного умнее, чем я в ее возрасте. И хотя временами ее дерзости доводили меня до бешенства, остынув, я сознавал, что в целом с ней сейчас все же легче. Я решил отправиться в отель и найти подарок к ее дню рождения – я вспомнил, что в одной из комнат видел зеркало, оно должно ей понравиться.