— Так со мной еще не обходились! — гремит Рон. — Видит бог, чего только со мной не проделывали за эти годы, но это даже не знаю, как назвать! Когда вы нашли труп? В пол-одиннадцатого? Да я, может, еще и не ложился. Я мог бы мигом обуться и прийти. Клянусь, я нечасто теряю дар речи, но сейчас слов не нахожу! Будь у меня слова, уж я сказал бы вам…

Вдоволь налюбовавшись пулевым отверстием, Рон принимается расхаживать по комнате.

— Рон, не наступай на пятна, пожалуйста, — предупреждает Элизабет.

— И кому, кому ты звонишь? Конечно, Джойс. Джойс все любят!

— Ну, насчет этого я не уверена, — отзывается из гостиной Джойс.

— Включая тебя, Рон, — замечает Элизабет.

— Я вас обеих не перебивал и вы меня не перебивайте! — бушует Рон. — Вот есть труп. Труп с шикарной дыркой в голове, а ты что делаешь? Звонишь Джойс! Рону не звонишь, нет, моя дорогая. С чего бы звонить Рону? Разве он захотел бы увидеть труп? Старина Рон? Вот уж чем он не интересуется. С Рона хватит пятна крови и дырки от пули. Я так и слышу, как вы это обсуждаете.

— Ты закончил? — Элизабет заглядывает в свою сумочку.

— Угадай, Элизабет! Угадай, закончил я или нет. Примени дедуктивные способности! Нет, я не закончил. И скажу тебе: я был бы в восторге. В восторге!

— Идем со мной, — зовет Элизабет.

Она выходит в гостиную и садится в кресло напротив Джойс. Рон все-таки следует за ней. Элизабет достает из сумочки папку и кладет себе на колени. Но Рон еще не завершил свою речь.

— Вот слово даю, — начинает он. — Беру Джойс в свидетели — хотя друзьям и без слов должно быть ясно: если я когда-нибудь найду кого-то застреленным, я тебе позвоню. Позвоню, потому что ты мой друг, а друзья так и поступают. Хоть в два часа ночи, плевать: вижу труп — берусь за телефон. «Элизабет, тут труп на площадке или на лужайке для боулинга, не важно, надевай башмаки и приходи посмотреть». Я прямо вне себя!

— Теперь ты закончил, Рон? — спрашивает Элизабет. — Мне надо с тобой поговорить.

— Ах так? И о чем же ты желаешь поговорить? О дружбе?

— Если хочешь, — соглашается Элизабет. — Хотя времени у нас не так уж много. Работа ждет.

— Я налила вам по чашке чая, — сообщает Джойс. — Не сердитесь, но он травяной.

Однако Рон еще не все сказал:

— И никаких извинений, никаких: «Прости, Рон, растерялась, запаниковала». Думаешь, я трупы семь раз на неделе вижу? Так? Я три ночи проторчал в больнице, возвращаюсь домой — и вот мне награда. Ты видела труп. Джойс видела труп. А я сидел дома, смотрел какую-то документалку с Портильо на поезде[16]. Да это соль на рану! Извини, но говорю как есть. Я думал, мы друзья.

Элизабет вздыхает:

— Рон, я тебя люблю. Сама удивляюсь, но это так. И уважаю за многое. Однако послушай меня, дорогой. Представь себе, в какой оперативной обстановке я оказалась: здесь были мужчина, спасшийся за секунду до смерти, и впервые застрелившая человека юная девица, а также свежее место преступления, на котором в любую минуту могли появиться люди из МИ-5. Мне требовалась еще одна пара рук. Я понимала, что вам обоим хотелось бы видеть труп, но учти мое положение. Передо мной стоял простой выбор между женщиной с сорокалетним медицинским стажем и мужчиной в фанатской футболке, который первым делом примется орать людям из МИ-5 о Майкле Футе