Наступление на повстанцев велось колоннами. В захваченных районах совершались массовые казни мирных жителей. В Старом городе творилось что-то непотребное. Доведенные до отчаяния люди уже призывали повстанцев к сдаче. Пошла толпа на своих же, люди срывали польские флаги, разбирали баррикады. Фанатики-повстанцы открыли огонь по своим. Старый город пал полностью, а выжившие бойцы АК ушли через подземные каналы.
Красная армия увязла в позиционных боях. Потери в частях были катастрофические. Отстали обозы, отстала тяжелая артиллерия. Поддержки с воздуха не наблюдалось — 16-я воздушная армия еще не перебазировалась на новые аэродромы. Во многих местах штурмовые группы даже не вышли к Варшаве, завязли на подступах. Немцы постоянно наносили контрудары. За Вислу повстанцы не переходили. А ведь могли бы захватить мосты и овладеть районом Прага, ударив по немцам с тыла. Это стало бы хорошим подспорьем для 2-й танковой армии — и как знать, куда повернула бы тогда история. Но в расчеты эмигрантского правительства такое не входило, о жизнях соотечественников в Лондоне не думали. В Варшаве продолжалась мясорубка. Дольше всех держались районы Жолибож и Мокотув (южный городской район вдоль Вислы). Там восставшим удалось отвоевать приличные территории и даже организовать на них некое подобие мирной жизни. Власть перешла к польской администрации, работали оружейные мастерские, издавались боевые листки и целые газеты, работало радио и почта. Президентом города был назначен Марцелий Поровский. Работал даже кинотеатр на улице Златой, где несколько раз крутили документальные хроники восстания, снятые и смонтированные самими повстанцами. Впрочем, мирной эта жизнь была с большой натяжкой. Немцы обстреливали кварталы, сжимали кольцо, теснили повстанцев. Люди сотнями гибли под развалинами. Улицы были переполнены беженцами — люди жили в руинах, подвалах, не было воды, начинался голод, возникали угрозы эпидемий — из-за невозможности хоронить трупы, которые неделями лежали на улицах…
Иван спохватился — пора. Что-то не так, протянул резину! Послышался шум моторов, и на дорожке, перегородив проезд другим машинам, остановился грузовик «MAN». С бортов сгружались солдаты с карабинами. Форма вроде бы немецкая, серо-зеленые гимнастерки, кирзовые сапоги, пилотки, только физиономии — славянские! В петлицах — перекрещенные карабины… Дыхание перехватило. Не может быть! Так быстро? Пропали все, пропал майор Гайдрих — и взбешенный Ритховен (которого в тот час явно не было в здании) отдал приказ взломать запертый кабинет Венцеля? Уже неважно, маловероятно, что каратели (из тех, что оказались под рукой) прибыли не по его душу. Он попятился от окна. Все на себе, включая офицерский ранец. Отделение солдат строилось в шеренгу, покрикивал офицер. Инструктаж зачитает, и вперед. Сделав постную мину, Таврин покинул свое жилище, шагнул в коридор.
— Прошу прощения, фрау Киттель… — извинился он, переступив через швабру, совершающую возвратно-поступательные движения.
— Уже уходите, господин Венцель? — прокряхтела пожилая женщина. — А как же отдохнуть, поспать часок-другой?