Миссис Вивиш опустила уголки своего рта в страдальческой улыбке и не ответила.

— Разве мы не проедем в этот раз через Пиккадилли-сэркус? — спросила она. — Мне хотелось бы еще раз посмотреть на огни. Они дают человеку на время иллюзию веселья.

— Нет, нет, — сказал Гамбрил, — мы едем прямо к вокзалу Виктория.

— Может быть, сказать шоферу, чтобы он?..

— Ни в коем случае.

— А, ну что ж, — сказала миссис Вивиш. — Может быть, оно и лучше без возбуждающих средств. Помню, когда я была очень молода и когда я впервые начала выходить в свет, как я гордилась тем, что открыла шампанское. Мне казалось, что быть чуточку пьяной удивительно приятно. Что этим можно очень гордиться. И в то же время как ненавидела я вино! Мне был противен его вкус. Порой, когда мы с Каллиопой мирно обедали вдвоем, и не было мужчин, и не нужно было соблюдать декорум, мы угощались роскошным самодельным лимонадом или даже малиновым сиропом с содовой. Дорого бы я дала, чтобы снова пережить то восхитительное ощущение, какое вызывал во мне малиновый сироп!

Колмэн оказался дома. После небольшой задержки он сам открыл дверь. Он был в пижаме, а лицо его было запачкано красно-коричневыми пятнами, его борода была замарана тем же самым высохшим красящим веществом.

— Что вы с собой сделали? — спросила миссис Вивиш.

— Омылся в крови агнца, только и всего, — ответил Колмэн, улыбаясь, и его глаза заискрились голубыми огоньками, как электрическая машина.

Дверь в противоположном конце маленькой передней была открыта. Глядя через плечо Колмэна, Гамбрил видел ярко освещенную комнату и посреди нее подобный большому четырехугольному острову широкий диван. На диване, спиной к двери, полулежала энгровская одалиска, только более тонкая, более змеевидная, более похожая на гибкого розового боа-констриктора. Большая темная родинка на ее правом плече показалась Гамбрилу очень знакомой. Но когда, испуганная громкими голосами позади себя, одалиска повернулась и увидела в полном замешательстве, что бородатый дикарь оставил дверь открытой и что ее могли увидеть или, вернее, что ее видели какие-то чужие люди, — раскосые глаза с тяжелыми белыми веками, тонкий нос с горбинкой, широкий и полный рот показались еще более знакомыми, хотя они были видны всего лишь на какую-нибудь долю секунды. Лишь на какую-то долю секунды одалиска предстала в облике Рози. Потом ее рука лихорадочно схватилась за одеяло, розовый боа-констриктор изогнулся и перевернулся; и через несколько секунд там, где лежала одалиска, оказался длинный предмет, завернутый в белую простыню, похожий на жокея с проломленным черепом, когда его уносят с круга.

Ну, знаете… Гамбрил был просто-таки возмущен; он не ревновал, но был поражен и справедливо возмущен.

— Что же, когда вы кончите ваше омовение, — сказала миссис Вивиш, — вы, надеюсь, не откажетесь поужинать с нами. — Колмэн стоял между ней и дверью; миссис Вивиш не видела, что было в комнате.

— Я занят, — сказал Колмэн.

— Оно и видно. — Гамбрил говорил насколько мог саркастически.

— Разве видно? — спросил Колмэн и обернулся. — А ведь в самом деле видно. — Он сделал шаг назад и закрыл дверь.