Это было возвращение автономного «я», временно утраченного мною при посадке на корабль. Мой страх перед Мьюриси не имел под собой никаких разумных оснований, этот остров был перевалочным пунктом, местом пересадки с корабля на корабль, и никак не более. К тому же меня там ждали. Там имелась контора Лотереи Коллаго, то есть люди, которые обеспечат следующий этап моей поездки.

Я стоял на носу корабля до самого момента швартовки, а затем нашел Сайнхемов, пожелал им счастья, попрощался и пошел в каюту за саквояжем.

Несколько минут спустя я уже шел по набережной, высматривая такси.

До конторы Лотереи Коллаго было всего пять минут езды, она располагалась в узком тенистом переулке. Я расплатился с водителем, и старая пропыленная машина тут же умчалась, вовсю громыхая по булыжной мостовой. В конце переулка она резко свернула направо, сверкнула стеклами, вылетая из тени на свет, и присоединилась к сотням других машин, с ревом мчавшихся по улице.

Контора Лотереи, схожая скорее со средних размеров выставочным залом, смотрела на улицу двумя большими зеркального стекла окнами. В дальнем от окон конце, за целым лесом растений в кадках стояли письменный стол и несколько шкафчиков. За столом сидела молодая женщина, она листала какой-то журнал.

Я подергал дверь, но та оказалась заперта. Женщина услышала, вскинула глаза и помахала мне рукой. Затем она достала из ящика стола связку ключей.

После ленивых убаюкивающих ритмов корабельной жизни, оставленной мною считанные минуты назад, Мьюриси-Таун был настоящим потрясением. Ничто, виденное мною прежде на мелких островах — как, впрочем, и дома, в Джетре, — не приготовило меня к встрече с этим жарким, шумным, суматошным городом.

Он казался хаотичным смешением автомобилей, людей и зданий. Все его жители двигались с поразительной целеустремленностью, вот только их цели были абсолютно загадочны. Автомобилисты носились здесь с немыслимой в Джетре скоростью, резко тормозили и резко рвали с места, поворачивали на двух колесах, с оглушительным визгом покрышек, и непрерывно гудели. Дорожные знаки на двух языках не придерживались никакой очевидной системы, было даже не заметно особого стремления к их взаимосогласованности. Не в пример чопорным эмпориумам Джетры здешние магазины были настежь открыты миру, их товары яркой многоцветной пеной выплескивались наружу, едва не под колеса проносящихся мимо машин. Везде валялись пустые бутылки и коробки. Люди принимали солнечные ванны, лежа на газонах, привалившись к стене какого-нибудь здания или сидя под яркими балдахинами открытых баров и кафе. Улочка, на которую мы по неосторожности свернули, была напрочь перекрыта импровизированным футбольным матчем, что заставило моего водителя цветисто выругаться, врубить заднюю и опасно, почти не оглядываясь, вернуться на главную магистраль. Отдельною песней были обвешанные гроздьями пассажиров автобусы; у меня создалось впечатление, что их водители истово верят в свое, ничем, кроме собственной наглости, не подтвержденное право ездить по средней полосе. В структуре города не было и следа какого-либо общего замысла, он представлял собой дикую путаницу улиц и улочек, тесно зажатых между обшарпанными кирпичными зданиями, и как небо от земли отличался от Джетры с ее величественными проспектами, спланированными, если верить легенде, так, чтобы по ним мог промаршировать к плечу плечо целый взвод Сеньоральной гвардии.