– Честным человеком! – фыркает она. – Маленькому засранцу просто смелости не хватило стать злой обезьяной, вот и все!

– В день нашего знакомства ты спрашивала, чего я хочу, – говорит Диксон, игнорируя ее вспышку. – Отвечаю: продемонстрировать тщетность зла. Ты и твой брат, каждый по-своему, помогли мне это сделать. Но твоя часть демонстрации окончена.

Он распахивает пиджак, демонстрируя еще один пистолет ЕП. Этот совсем не похож на игрушку. Он черный и у переключателя только два положения. Диксон вытаскивает оружие из кобуры, поворачивается к Филу и спрашивает с неожиданным почтением:

– Можно мне?

– Нет, – отвечает Фил. – Она моя.

– Конечно, – Диксон отдает пистолет и отряхивает ладони, словно смахивая пыль. – Прощай, Джейн Шарлотта, – говорит он, – в этой жизни мы больше не встретимся, и в следующей, надеюсь, тоже.

Он выходит из комнаты.

– Придурок, – говорит она, когда дверь закрывается, затем смотрит на Фила, и ее повадки смягчаются. – Ну, младший братик. Полагаю, поздравления будут к месту.

– Разве?

– Не будь злорадным победителем, Фил.

– Думаешь, для меня это победа, Джейн?

– Злая обезьяна умирает, добрая живет и сражается…

– Это победа Диксона, – говорит он. – Он принял за данность, что ты прошла испытание шибболетом, просто скрыв свою истинную сущность. А я надеялся, что может найтись другое объяснение.

– Боже мой, – говорит она. – Ты действительно думал, что я могу быть хорошей?

– Запутавшейся, скажем так.

– О, Боже… Ты хотел спасти меня, – она удивленно качает головой. – Как же «Стая» тебя не раскусила?

– Ответ довольно прост: злых людей легко обмануть.

Она смеется:

– Полагаю, поспорить с этим я не могу. И все-таки не пойму, о чем ты, черт возьми, думал. После всего, что я с тобой сделала…

– Если говорить об этом. Понимаю, что ответу твоему доверять, наверное, не могу, но должен спросить: когда ты отдала меня им, это было… Ты меня ненавидела?

– Имеешь в виду, было ли это чем-то личным? Эх, не то чтобы… Вот с мамой это было личное, – говорит она. – Определенно. А с тобой, ну, разве что немного – ты же был моим братом все-таки – но, в основном, просто так… Как это Диксон назвал, «поистине экстраординарный грех»? Да. Полагаю, у меня к таким слабость, – она смотрит на дверь, но без особой надежды. – Слушай, знаю, что ты не можешь позволить мне выйти сухой из воды, но есть какой-нибудь шанс, что я смогу уговорить тебя дать мне тридцать секунд форы?

– Прости, Джейн.

– Тогда пятнадцать секунд. Да ладно, Фил, ты же сам сказал, что хочешь спасти меня. Я все еще могу измениться.

– Если так, обсуди это с Господом. Что ты предпочитаешь?

– Хорошо… Я выбираю инсульт. Менее болезненно, чем сердечный приступ, и, может быть, уходя, я увижу славное световое шоу.

Он кивает и переключает диск на ИИ. Глубоко вдыхает. Очень медленно выдыхает.

Ее веселят эти попытки переломить себя:

– Да Боже ж ты мой, Фил, я бы уже десять раз тебя пристрелила.

– Прости, – отвечает он, но все еще колеблется. Она наблюдает, черпая силы в его неуверенности. Когда пистолет поднимается, она уже совершенно спокойна, и ее последние слова звучат почти ласково: