- Если вы все знаете наперед, зачем спрашиваете?

- Ну, я не все знаю наперед. Самое главное знаю, а по-мелочам… На кой мне перегружать старую голову?

- В Петербурге живет датский принц Гамлет… - начала русалочка.

- О! – изумилась колдунья (так взрослые подыгрывают байке трехлетнего ребенка). - Вот этого я не знала. В Петербурге живет настоящий принц?

- Да, - подтвердила русалочка. - Его зовут Вова. Вова встречается с Кристиной. Но у Кристины мама – акула. Если я их не спасу, мама съест датского принца, а Кристина покончит с собой.

- О!!! – Колдунья театрально всплеснула руками. – Откуда тебе все это известно?

- Так написано! – отчаянно воскликнула русалочка. От нее, конечно, не укрылось это снисходительное «сю-сю» в тоне старухи. - Вы что, не верите Вильяму Шекспиру и Гансу Кристиану Андерсену?

Колдунья озадаченно почесала репу.

- Если им не верить, кому вообще верить? – спросила принцесса.

- Действительно… - Колдунья была сражена.

- Чтобы спасти их любовь, я стану Кристиной, госпожа.

- ... Слушай, я, пожалуй, отказываюсь иметь с тобой дело. – Подумав, решила колдунья. - Да, да! Ступай-ка поумней, научись отличать жизнь от сказок, а годиков через пятнадцать заходи, посмотрим.

- Пятнадцать годиков! О чем вы говорите? Тут каждый день на счету. Каждое мгновение может случиться непоправимое. Не хотите помочь - не надо. Значит, я сама, со своим хвостом - смеху-то будет! - выползу на берег и через пять минут задохнусь, - пригрозила русалочка. – Зато я буду знать, что сделала всё возможное. А вот вы про себя этого сказать не сможете, вы палец о палец не ударили, чтобы спасти любовь русалки и принца. Тоже мне волшебница…

- Ты меня шантажируешь что ли?

- А как мне еще вас убедить?

Колдунья беспомощно скрипнула последними зубами и глубоко задумалась. Так глубоко, как глубоко было спрятано ее логово. Странная перепала ей профессия, приходилось вечно повторять одно и то же: клиенты, доходившие в своих грезах до исступления, на разумные доводы не реагировали, - может, поэтому ее ворчание с годами выродилось в чистую формальность.

- Один вопрос я себе задаю, - в конце концов, произнесла колдунья: - почему влюбилась самая младшая и хилая, самая бледная и тощая, самая нежная и прозрачная? Почему ко мне не заплывают те, кого не жалко: толстокожие и тупые, злые и вонючие? Почему в ад кидаются русалки и ангелы? А грех-то опять на мне! Все на мне!

- Какой же на вас грех, госпожа, если я сама решила?

- Папенькина дочка! В море ей скучно! Холодно ей! Одиноко! Зажралась ты, вот что я скажу, перелюбили тебя.

- Ладно ворчать, госпожа. Все равно, ничего не изменится.

- А какая красавица! Какая красавица!

- Была б уродиной, мы бы не встретились.

- С тобой невозможно, дитя...

- Я не дитя, сколько вам повторять. Мне пятнадцать лет. Лучше, зелье варите и не отвлекайтесь.

- Зимой вода у них покроется коркой льда. Ты не сможешь вернуться, - мрачно предупредила колдунья.

- Я и не собираюсь возвращаться.

- Это сейчас не собираешься. Большинство русалок на земле превращались в калек и каялись в том, что посмели изменить судьбу без ведома того, имени которого я тебе не могу назвать, - сакральным тоном изрекла колдунья. – Теперь-то они рады бы вернуться, да никак.