Третьего дня, завидев йамского гонца, спешащего в Сарай, Шельма за дирхем передал письмецо для хозяина Семиз-Якуба: будем тогда-то.
Толстяк не подвел, приготовил всё, как заказано.
Для Боха большую комнату, открывающуюся в сад. Там кресло и стол, кошмы-подушки, чираги (такие масляные светильники – чтоб читать). Для дневной жары под окном, в корытцах, лежат глыбы зеленого волжского льда, его с зимы хранят в подвалах. Для ночного студа (в здешней степи даже в августе при северном ветре ночью бывает холодно) – бронзовый мангал с углями.
Купец остался доволен, похвалил Яшку.
Габриэлю полагалась смежная с хозяином комнатенка – маленькая, но отдельная. И там на подносе разложены тыковки, несколько больших реп, огромные крымские яблоки. Вырезай свои цветочки сколь пожелаешь, не обожрись. Чудище огляделось, кивнуло. Для дракона свирепого это была невиданная любезность.
У Яшки отлегло от сердца. Очень он боялся, что Габриэль потребует жить вместе с Бохом, чтоб оберегать безопасность господина. Для Шельминого замысла это было бы плохо.
Но страшенный человек, должно быть, знал, что в ордынской столице порядок и грабителей не бывает. Удовольствовался соседством.
С удобством разместились и кнехты.
В общем, все были довольны, а больше всех сам Яшка.
Ну, дева-змея, скоро будешь нашей.
Видение о благодарных душах
Утром засветло Яшка отбыл со двора. Сказал, что отправляется за настоящей едой, два с лишком месяца чепухой питались. И припасов, конечно, закупил. Но сначала посетил Железный рынок, потом Златокузнечный и еще Индийский, где торгуют дальние купцы с востока – не только из Индии, но из Китая, Персии, Аравии, Египта. Нашел самое нужное у краснобородого купчины из Исфагани. Лишь после этого заехал на Обжорный базар и накупил там всего, что любят немцы и чего Толстяк Якуб в караван-сарае не держит. Себе взял сладкого венгерского вина.
Город был великий, рынки раскиданы по разным концам, и пешком во все места Шельма нипочем бы не поспел, а на двух лошадях обернулся уже к полудню. Отдал на поварне распоряжения, как кормить-обихаживать немцев, и пошел к Боху за расчетом.
Так, мол, и так, пречестной хер, я свою службу исполнил, караван до места доставил, а теперь прошу выдать обещанное: половину серебром, половину золотом. Золото за пазуху спрячу, на серебро накуплю индийских благовоний, которые весят мало, а стоят дорого, отвезу в Новгород, продам.
Бох одобрил.
– Это правильно, – говорит. – Честный барыш надежней и прибыльней любого плутовства. Рад, что ты это понял. Мой тебе совет: потрать на товары не только серебро, но и золото, ибо деньги должны не бездействовать, а работать. Купи красного молотого перца. Он легче пуха, а в Риге и Ревеле идет по дукату за унцию.
От доброго совета Яшка растрогался, поклонился до земли, по-сыновнему обхватил немчина за круглые бока, облобызал в колено. Бох погладил его по вихрам.
– Жалко с тобой расставаться. Мои люди к тебе привыкли, не нахвалятся на твою расторопность. И мне без тебя скучно будет. Может, останешься? В Самарканд вместе поедем. А о плате сговоримся.