В городе Яшка торопыжничать не стал. Обошел все кварталы, огляделся, всё нужное заприметил.
Строились генуэзцы основательно, не хуже сарайцев, но много тесней. Узкие улицы тянулись от стен к вершине холма, на котором высилась цитадель. Там – консульский терем, епископские палаты, городское судилище, все лучшие лавки.
Ладно.
Спустился в гавань, где густо стояли фряжские, греческие, турецкие, франкские корабли. Чего там только не сгружали-погружали! Пшеницу, выпаренную соль, ткани, сушеную рыбу, дыни-арбузы, всякие ремесленные изделия. И конечно, рабов. Их отсюда увозили на далекие рынки Египта, Палестины, Мавританской Гишпании. Взамен ссаживали другой живой товар: африканских верблюдов, арабских скакунов, обезьян, многоцветных птиц. Верблюды-скакуны – понятно, но кому надобны обезьяны с бесполезными птицами, было непонятно. Верно, каким-нибудь богатеям, друг перед дружкой выставляться. Ни за чем не нужные товары – они самые дорогие.
Одна индийская птица именем «папагала» Яшке очень понравилась. Ее продавали прямо на причале, за большие деньги, два золотых, потому что она была говорящая, повторяла чего скажут.
Яшка ей:
– Дура ты дура.
Папагала наклонила хохластую башку, поглядела круглым глазом, ответила:
– Дура ты дура.
И Яшка расчувствовался. Вспоминал, как в отроческом возрасте сам работал такой же папагалой.
Было ему лет одиннадцать или двенадцать (своих лет он ведь в точности не знал); питался тем, что на Торге показывал штуку: кто что ни скажет, сколь угодно длинное, или на чужом языке, иль просто белиберду – повторял в точности. Память на звуки у него сызмальства была цепкая. На хлеб такого заработка хватало, на пряники – нет.
И вот однажды какой-то свейский купец-суконщик заставил повторить длинную абракадабру: «Исколенальцабедьяселундафатерверсомерихимелен». Остался доволен, погладил по голове, дал серебряный грош и позвал с собой. Предложил выгодную службу. Нужно было запоминать всё, что он скажет на своем свейском языке, и передавать другому свею, который сидит в конторе на реке Волхов, где оптовая торговля.
Стал Яшка бегать от одного к другому, повторял непонятное. В обоих концах мальчишке давали по монете, и зажил он славно. Хватало и на пряники, и на многое другое. Однако через месяц-другой Яшка уже понимал по-свейски и сообразил, что к чему. Это они между собой сговаривались за один и тот же товар одинаковую цену назначать. По новгородскому закону это запрещено. Когда продавцы в сговоре, покупателям убыток. Поймают – плати большую пеню, и еще палками побьют. Вот свеи и хитрили. Придет покупатель к одному: дорого. Пойдет ко второму – а у того столько же. И покупали, потому что никто больше в Новгороде свейским сукном не торговал.
Маленький Шельма придумал вот что: срядился с одним русским суконщиком. Первый свей ему сказал: отпускаю товар по два сребреца за штуку. Суконщик пошел ко второму. А там уже побывал Яшка, сказал по-свейски, чтоб отпускал в полцены. Второй удивился, но ничего. Продал новгородцу всю партию. На радостях покупатель дал Яшке целую гривну, первые настоящие деньги в Шельминой жизни.