Мне слабо верится, что мы придем хоть к какому-нибудь пониманию. Если все действительно окажется так, как сказал отец, то ни понимания, ни тем более прощения Теме ждать от меня не придется. Такое не понять, не простить, каким бы хорошим другом он раньше ни был.

Темычу с трудом удается подняться на ноги. Пошатнувшись, он на полусогнутых ковыляет в кухню, кряхтит при этом прям как старый дед.

Изображает из себя жертву? Или я и впрямь хорошенько ему врезал?

Только сейчас до меня дошло, что если бы я вовремя не включил голову, то черт знает, где бы я закончил этот день. Велика вероятность, что по итогу я оказался в какой-нибудь вонючей кутузке.

Меня вдруг накрывает различными эмоциями вплоть до раскаяния. Противно от самого себя становится. С одной стороны, потому что возникшая между нами потасовка  — это далеко не тот случай, из-за которого я терзался бы угрызениями совести, даже если бы превратил его наглую рожу в кровавое месиво. Ну а с другой стороны, кулаками я в любом случае не смог бы ничего исправить. Какой смысл в мордобитии, когда прошлого мне уже не вернуть...

Я встаю в полный рост, отряхиваю коленки от пыли. Ногой лягаю входную дверь, и когда та закрывается, иду через узкий коридор прямиком в кухню.

Слух улавливает звук льющейся воды, доносящийся из ванной комнаты, сквозь щель в двери виден свет.

Внутри определенно кто-то есть.

В памяти всплывает наш последний разговор с Юлей. Тогда она обмолвилась, что ее благоверный после длительных метаний ушел-таки от нее к любовнице.

Возможно, в ванной находится именно она.

Если так, то надеюсь, она услышит, с кем связалась, после чего сделает соответствующие выводы об этом подонке.

— Чай, кофе? — любезничает Тема, стоя напротив барной стойки. — Может, хочешь выпить чего покрепче?

Иронично вскидываю бровь, вставая около него и источая лютую злобу, а затем присаживаюсь за стол.

— Единственное, чего я хочу — чтобы ты не тянул резину и не заговаривал мне зубы, — резким движением руки я указываю на высокий стул, стоявший напротив. — Сядь уже, не мельтеши перед глазами. И говори, как есть, пока я еще могу тебя выслушать.

Тема пожимает плечами, раскрывает дверцу верхнего шкафчика и хватает бутылку.

— А я, пожалуй, не откажусь от ста грамм. Для успокоения нервов.

Темыч наливает что-то в бокал. Выдохнув через плечо, опрокидывает его содержимое в себя, проглатывает в один большой глоток и, рукавом вытерев рот, присаживается за стол.

Уставившись в одну точку, Тема чего-то выжидает, пальцами барабанит по столешнице.

Видя его потерянный взгляд, погруженный в раздумья, я разваливаюсь на стуле и со скучающей миной неестественно прочищаю горло, чтобы хоть как-то сдвинуться с мертвой точки.

Это действует на него. Оживившись, он ставит локти на стол и проходится ладонями по лицу, стирает следы крови с губы, после чего берет из пепельницы зажигалку, из стороны в сторону гоняет ее по столу, на нервы действуя.

— Все началось с того, что наши местные врачи не давали тебе практически никаких шансов, тебя... — едва слышно начинает он, но я в грубой форме перебиваю его: