Что-то мне это напоминает.

Тут я понимаю чувства Марии Владимировны.

Отец сидит за столом, как в воду опущенный. Кусок в горло не лезет.

Он-то ждал, что все здесь поддержат его идею, а вышло все с точностью до наоборот.

Так сам виноват.

Доверие вернуть сложно, если вообще возможно, судя по тому, каким безответственным человеком был мой отец.

— Маняш, — вкрадчиво начинает он, на что женщина фыркает и демонстративно закатывает глаза.

— Какая я тебе Маняша?! Я тебе что, любимая корова?

— Маша, свет очей моих, — тут же поправляется, подмазывается, желая растопить сердце женщины, — Ну куда Андрей без тебя? Ты что, подумала, что я посмею разлучить вас, зная как вы оба дорожите друг другом? Нет, конечно! У меня и в мыслях такого не было. Ты поедешь с ним.

Мария Владимировна тотчас смягчается, сменив гнев на милость, ее щеки рдеют. Она берет салфетку со стола и размахивает ею у лица.

— О, как.

— Ага, поселитесь по соседству. Все расходы я возьму на себя.

Едва сдерживаю себя, чтобы не заржать в голос.

По-моему, это уже попахивает сумасшествием. Я словно получил уникальную возможность одним из первых лицезреть еще невышедшую серию "Сваты".

Дурдом какой-то.

— А женушка твоя как на это посмотрит? Или ты шейхом арабским себя возомнил? — ехидно задает она дельный вопрос.

Слух напрягаю и пристально смотрю на отца, у которого ни один мускул на лице не дернулся.

— Никак не посмотрит она. К тому моменту, как вы обоснуетесь в Нью-Йорке, женушки у меня уже не будет.

— Ты че, охренел? То есть как это не будет? — неожиданно слетает с моего языка.

Я опешил вдруг.

— Два года назад мы с Эмилией развелись, но до поступления Октавии в университет решили жить на одной территории, — поясняет он, глядя на меня честными-пречестными глазами, а внутри меня разворачивается буря. Зубами скриплю и сжатые ладони под столом прячу. — Я не мог рассказать тебе об этом при Октавии. На тот момент она еще ничего не знала. Я вчера только сообщил ей.

Занавес!

Только я смог разглядеть в поступках отца серьезность и ответственность, но не проходит и минуты, как он приравнивает к нулю всю их значимость для меня.

Уж кто-кто, но Октавия не заслуживает попасть в черный список под названием: "брошенные дети Северова Марка Филипповича".

Не могу заглушить в себе детские обиды. Головой понимаю, что уже стоит зарыть их все глубоко под землей, накрыть многотонной плитой и забыть о них навсегда, но не получается. Слишком глубоко они въелись в мою память. 

Обозленный резко выхожу из-за стола.

Валить надо отсюда, пока нервишки не слетели с шарниров.

— Мария Владимировна, спасибо за гостеприимство, все было очень вкусно, но мне нужно ехать. Братишка, еще увидимся.

Даже попрощаться нормально не смог... Только бы поскорее сбежать, пока я еще в состоянии держать язык за зубами.

Руки убираю в карманы, размашисто иду к своей машине.

— Влад, постой! — отец навязывается на мою голову.

Он догоняет меня у машины, становится у водительской двери, загораживая ее.

— Чего тебе надо от меня? — грубо бросаю, сцепив зубы.

— Ну чем я опять тебе не угодил?

Прыскаю со смеху, опасаюсь потерять контроль над собой. Передо мной все мутится. Каждая клеточка тела ноет и свербит от внутреннего гнева.