А между тем положение его было настолько серьезно, что даже Треморелю стал изменять его оптимизм. Он начал беспокоиться. Каково будет его положение, если его друг и в самом деле умрет? Сделавшись вдовой, Берта будет непримирима, она получит свободу, возможность поступать по своему усмотрению… На что-то она решится тогда?

Он дал себе слово при первом же удобном, случае добиться от госпожи Соврези объяснений, в чем именно состоят ее намерения. Но она сама опередила его. Это было после полудня, отец Планта сидел у больного, и они могли быть уверены, что их никто не услышит и не перебьет.

— Я нуждаюсь в совете, Гектор, — начала Берта, — и только ты один можешь мне его дать. Как узнать, изменил ли Соврези за эти последние дни свои намерения относительно меня или нет?

— Свои намерения?

— Да. Я уже говорила тебе, что по его завещанию, копия с которого есть у меня, Соврези все свое состояние оставляет мне. Я опасаюсь, что он его изменит.

— Какой вздор!

— Я имею основания опасаться. Разве присутствие в Вальфелю всех этих законников не доказывает, что предприняты какие-то комбинации? Разве ты не знаешь, что одним только росчерком пера он может сделать меня нищей? Разве тебе не известно, что он может лишить меня своих миллионов и оставить меня только при моих пятидесяти тысячах приданого?

— Но он этого не сделает, — ответил Треморель, придумывая, за что бы уцепиться. — Он тебя любит…

— А кто это докажет? — быстро перебила она его. — Я говорила тебе о трех миллионах; они, эти три миллиона, мне нужны, но не для себя самой, а для тебя, Гектор. Я их хочу и буду иметь во что бы то ни стало. Только бы узнать, только бы пронюхать хоть как-нибудь…

Негодование Тремореля не имело границ. Так вот для чего ей понадобились эти отсрочки, это хвастовство богатством! Значит, она теперь считает себя вправе распоряжаться им, не спрашивая его согласия, в определенном смысле покупать его! И не иметь возможности, не сметь ничего говорить!..

— Надо вооружиться терпением, — посоветовал он, — подождать!..

— Чего же еще ждать? — грубо возразила она. — Чтобы он умер?

— Не говори так.

— Почему? — Она подошла к нему и тихонько прошептала: — Ему осталось прожить еще не больше восьми дней, и тогда…

И она вынула из кармана и показала графу маленький флакон из синего стекла.

— Уж это меня не обманет! — сказала она.

Гектор испугался и не смог удержаться от крика ужаса. Теперь он понял все.

— Яд! — пробормотал он, пораженный ее вероломством. — Яд!

— Да, яд.

— Ты еще не давала его ему?

Она остановила на нем свой невыносимый взгляд, который уничтожал в нем всякую волю, и спокойным голосом, чеканя каждое слово, ответила:

— Я уже поила им его.

Это преступление пробудило в нем остатки его честности.

— Ты больше не дашь его ему! Я не позволю! — воскликнул он.

И направился к двери.

Она его остановила.

— Прежде чем начать что-нибудь делать, — холодно сказала Берта, — поразмысли. Ведь ты мой любовник, я имею этому доказательства. Кто поверит, зная, что ты мой любовник, что ты не в сговоре со мной?

Он понял все значение этой ужасной угрозы Берты.