– Он никогда не умрет, – ответил Том. – Он в волках, родные мои, да. В воронах. Он – тень совы в полночь и скорпиона ясным днем. Он спит головой вниз вместе с летучими мышами. Он слеп, как они.

– Он вернется? – с ужасом спросил Стью, почувствовав, как внутри все похолодело.

Том не ответил.

– Томми…

– Том спит. Он ушел смотреть на слона.

– Том, ты можешь увидеть Боулдер?

Далеко-далеко белая полоска зари поднималась по небу, разорванная безжизненными горными пиками.

– Да. Они ждут. Ждут известий. Ждут весны. В Боулдере все спокойно.

– Ты можешь увидеть Фрэнни?

Том просиял.

– Фрэнни, да. Она толстая. Думаю, она собирается рожать. Она переехала к Люси Суонн. Люси тоже ждет ребенка. Но Фрэнни родит первой. Да только… – Лицо Тома потемнело.

– Том? Что – только?

– Ребенок…

– Что с ребенком?

Том в недоумении осмотрелся.

– Мы стреляли в волков, да? Я заснул, Стью?

Стью выдавил улыбку.

– Ненадолго, Том.

– Мне приснился слон. Смешно, правда?

– Да.

Что с ребенком? Что с Фрэн?

Он начал подозревать, что они не успеют вовремя добраться до Боулдера: то, что видел Том, произойдет до их возвращения.

Хорошая погода закончилась за три дня до Нового года, и они остановились в Киттридже. До Боулдера оставалось так недалеко, что теперь любая задержка вызывала горькое разочарование. Даже Коджак нервничал и не находил себе места.

– Скоро пойдем дальше? – с надеждой спросил Том.

– Не знаю, – ответил Стью. – Хочется верить, что скоро. Нам бы еще два дня хорошей погоды, я уверен, больше и не нужно. Черт! – Он вздохнул, потом пожал плечами. – Что ж, может, только посыплет и перестанет.

Но буран выдался самым сильным за всю зиму. Снег валил пять дней, и местами высота сугробов достигла двенадцати, а то и четырнадцати футов. Когда второго января они сумели выбраться на поверхность и увидели солнце, плоское и маленькое, как тусклая медная монета, все ориентиры исчезли. Большую часть крошечного делового района города не просто засыпало, а похоронило под толстым слоем снега. Ветер придавал сугробам, поднимающимся над белизной, причудливые формы. Они будто попали на другую планету.

Они двинулись дальше, но с гораздо меньшей скоростью. Поиск дороги из относительного пустяка превратился в серьезную проблему. Кроме того, снегоход часто застревал, и им приходилось его откапывать. А на второй день тысяча девятьсот девяносто первого года до их ушей начал доноситься рокот лавин.

Четвертого января они подошли к тому месту, где федеральное шоссе 6 отходило от автострады, беря курс на Голден, и, пусть они этого не знали – ни снов, ни предчувствий, – в этот день у Фрэнни Голдсмит начались схватки.

– Отлично! – вырвалось у Стью, когда они остановились у поворота. – Больше дорогу искать не нужно. Ее прорубили в скалах. Нам чертовски повезло, что мы не проскочили мимо.

Зато появилась новая проблема – тоннели. Чтобы добраться до входа, им приходилось или отбрасывать свежий снег, или вгрызаться в ранее сошедший слежавшийся. В самом тоннеле снегоход ревел и шлепал по асфальту.

Хуже того, тоннели пугали – Ларри и Мусорный Бак могли бы много чего рассказать об этом. Там было темно, как в шахте, если не считать конуса света, вырывающегося из фары снегохода, потому что с обоих торцов тоннели завалило снегом. Возникало ощущение, что ты находишься в темном холодильнике. Медленное продвижение по тоннелю заканчивалось тем, что приходилось прилагать титанические усилия и инженерную смекалку, чтобы выбраться из него. И Стью все время боялся, что в конце концов они попадут в тоннель, миновать который не смогут, как бы ни старались, передвигая застывшие автомобили и освобождая дорогу снегоходу. Если бы такое произошло, им пришлось бы разворачиваться и возвращаться на автостраду. То есть они потеряли бы не меньше недели. О том, чтобы оставить снегоход, не могло быть и речи: сделав это, они обрекли бы себя на растянутое во времени самоубийство.