В «дальних» районах тоже имелись островки благополучия — так называемые апартаменты: охраняемые, огороженные территории, на которых располагались два-три многоэтажных дома и вся необходимая инфраструктура, чтобы жильцам не требовалось лишний раз покидать свой безопасный уголок. Разумеется, квартиры в таких апартаментах стоили в разы дороже, но зато они наделяли владельца определённым статусом.

А ещё я вспомнил ограду. Самые центральные районы, как оказалось, были обнесены забором, за который простолюдин без пропуска попасть не мог. За оградой обитала вся местная элита, и селиться там позволялось только тем, кто имел дворянское достоинство. Районы эти назывались либо «центром», либо «белым городом», но среди простонародья их прозвали иначе: «гадюшником», что ясно показывало отношение низов к тем, кто живёт за стеной.

«Серьёзно что ли? — усмехнулся я таком воспоминанию. — Что за бред? Надо как-нибудь съездить поглазеть на это чудо».

Да, похоже, общество тут было сильно сегрегированно. Мало того, что средний класс старался обособляться от бедных слоёв, так ещё до сих пор было дворянство, которое вообще жило в своём отдельном мире. Конечно, встречались и бедные дворяне, которые в «белый город» попасть не могли из-за финансовых ограничений, но в целом, местное общество довольно чётко размежевалось внутри себя.

Жил Денис в одной из трёх, стоящих в один ряд, высоток. Видок, конечно, у них был тот ещё: окна на первых этажах заделаны либо листами железа, либо решётками, на стенах — граффити, а вокруг — заросли кустарника и неубранные дворы, где возле лавок валялись шприцы, бутылки и много всякого мусора. Недалеко от подъезда тусовались две подозрительные компании, а у старенького мотоцикла стояли трое подростков.

В подъезде моём тоже стены были разрисованы. Воняло мочой. Какая-либо охрана отсутствовала, домофон — тоже. Одним словом: заходи, кто хочешь.

Я поднялся на лифте на четырнадцатый этаж. Коридор с дверьми по обе стороны напоминал общагу, но это было не общежитие, а что-то вроде малосемейки. Половина лампочек не горело, а облупленные стены украшало народное художество в виде причудливых надписей, самой понятной из которых оказалось слово из трёх букв, и рисунков неприличного содержания.

Ноги сами дошли до нужной двери. Ключ щёлкнул в замке — и вот в нос ударил запах залежавшегося мусора, затхлости и нестиранных носков. Я оказался в тесной квадратной прихожей. Отсюда одна дверь вела на кухню, другая — в комнату, третья — в санузел.

В дверном проёме комнаты возникла щуплая лохматая фигура. Я сразу понял: это Лёха — двенадцатилетний брат Дениса.

— Дэн? — Лёха удивлённо вытаращился на меня. — Ты же это, того… в больнице.

— Уже нет, — я разулся и закинул куртку на вешалку. — Выписали. Сегодня. Я вчера звонил, никто трубку не брал.

— Да это… телефон же отключили. За неуплату.

— А чего не заплатили?

— А я не знаю. Батя хотел, а его уже второй день нет.

— Как нет? Что с ним?

— Да нажрался небось, — усмехнулся Лёха. — Только его теперь опять уволят. Ещё и не заплатят, блин. Вот жопа-то! Срань полная. А ты как сам? Что произошло? Я когда был у тебя, сказали, что в тебя стреляли. Сказали, может, ваще не очнёшься.